Сергей Бойко: Вера

– Прими мои поздравления! – пошутил я.

– Тапки дай!

– Тапки у тебя под ногами.

Лавров произнес из кухни дикторским голосом:

– Туристы и жители Лондона празднуют рождение правнука Елизаветы Второй. Есть предложение присоединиться.

Предложение было принято, тем более что у них с собой «уже было». Лавров и Полковник расположились за столом в кухне, а я принялся «накрывать поляну» – чем Бог послал. А в этот день Бог послал мне в холодильник…

Сколько же я с этим «Полигоном» намаялся в свое время – ни словом сказать, ни пером описать! Лавров и Полковник расхохотались мне в лицо, когда я им об этом напомнил. А ведь это с их слов и по их наущению принес я еще в 2000-м году заявку на этот треклятый роман в издательство «Олимп» и подписал договор с Соломонычем. Даже аванс получил, – сейчас уже не помню, сколько, – да только авансом все тогда и закончилось. Я писал вариант за вариантом, но редакция планомерно отвергала их один за другим. Им хотелось, чтобы это было нечто в духе романов Артура Хейли. «Аэропорт», «Отель», «Колеса» – вот чего хотела редакция. Замечу для любознательных, что первый вариант «Полигона» бралась экранизировать студия «Пигмалион» Сергея Ховенко, правда, тоже без особого успеха. Сдается мне теперь, что определенные силы уже тогда явно не хотели, чтобы история Лаврова и Полковника оказалась достоянием публики. Кстати, похожая на «Отель» книжка к тому времени вышла в «Олимпе» – детектив про гостиницу «Славянская», – и мне ее подсовывали как пример для подражания. Из подражания ничего путного не получалось, – история Лаврова и Полковника не укладывалась ни в какие рамки и заготовки. Она была как дикая кошка – эта история – и совершенно не давалась в руки. Сплошное мученье было писать этот «Полигон». И вот теперь – снова? На те же грабли? Да ни за что на свете!

– Ребята, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, – начал я слабое сопротивление сразу после первой рюмки. – «Полигон» – это прошлое.

– Нельзя объять необъятное, – возразил Лавров, разливая по второй, – и нельзя бросать начатое. Полигон держит всех нас за глотку.

– Но ведь я уже пытался…

– Попытки без результатов ничего не стоят. Их все равно, что не было.

– Но они были! Два года жизни…

– Что такое два года в сравнении с вечностью?

– Тебе легко говорить, ты – бессмертный!

– А тебе легко жить! Все равно ни черта не делаешь, отдыхаешь после морских рассказов. А-я-яй, намучилось дитя! Давай заканчивай свой «Полигон»! К тому же он и наш с Полковником тоже. Разница в том, что мы его пережили на собственной шкуре, а тебе надо только написать.

– Так сказать, зафиксировать, – вежливо уточнил Полковник.

Я не придал этим словам должного внимания.

Лавров повторил:

– Мы – пережили, а тебе только бумагу замарать! Чувствуешь разницу?

Это был аргумент. Но я действительно положил много сил на повесть «Над вымыслом слезами…, или Рассказ про конец света», так называемые матросские байки, – в другом варианте я их озаглавил «Суши заказывали? Вот вам!» Мы писали их на пару с Александром Нехорошевым, моим другом: Бякин – так мы звали между собой Нехорошева – Бякин рассказывал мне по телефону свои морские приключения во время срочной службы на Тихом океане, а я оформлял их в литературную форму. Это длилось несколько лет с небольшими перерывами на роман «Solnцелюб» и сценарий «Жаркое лето 2010-го…» – и на Санькины и мои запои, когда у меня не хватало сил справляться с его и своей собственной апатией и ленью. И вот, наконец, этот труд свершился: повесть опубликовали в электронном виде в журнале «Новая литература». Бякин радовался как ребенок и расхваливал мою писанину, будто это были не его собственные истории, а кто-то другой увлекательно поведал ему о своих похождениях, заворожил и даже вышиб слезу. Так он говорил и рвался – и звал меня на Камчатку. А я слушал его – и не радовался. Врать не буду, мне было, конечно, лестно, но я чувствовал себя опустошенным и обессиленным, выжатым до последней капельки, чего со мной раньше никогда не случалось. Я просто не мог радоваться…

Лавров безжалостно продолжал:

– Заруби себе на носу, писатель: жизнь трудна и непредсказуема. Жизнь – живее и разрушительнее смерти! А тебе почему-то жить – легко. Где справедливость? А, Полковник?

– Справедливости нет, – с готовностью отозвался тот. – Как любила повторять своим ученикам Людмила Александровна Кожинова, вдова почившего в бозе великого сценариста Валентина Черныха, который говорил, что его фамилия склоняется только на собраниях, – так вот, эта Людмила Александровна любила повторять своим ученикам: «Дети мои, запомните: справедливости нет!» Паша, дело не в справедливости.