Наталья Волохина: Хотим сожрать мир. Фантасмагория

– Лехи Кривова куртка, – тихо заметил Вепрь.

Все уже поняли – то, что осталось от человека, там, внизу, было Лёхой, ушедшим зимой от отчаянья, от голодных детских глаз в стылый лес, хоть за какой-то добычей. Раньше, давно, когда еще у некоторых оставались патроны, Лёшка был лучшим охотником, что ни выстрел – добыча, а теперь, кроме ножа и рогатины, ничего у него при себе не было. Но не добыл, а сам стал добычей, не зверя, человека, соорудившего, тоже, видно, от безысходности на чужом участке смертельную ловушку.

Вепрь взял охотничий крюк и пошел к западне, люди, не дожидаясь команды, снова встали друг у друга за спиной, страхуя товарища. Вепрь хотел подцепить Лёху за крепкий ремень у пояса, но крюк соскользнул и зацепился за куртку, охотник дернул, мужики слаженно потянули его назад, прогнившая ткань лопнула и обнажила бледно-серую, голую спину. Видно острый крюк прихватил и рубаху, и тело. Раскрывшаяся рана кишела отогревшимися, ожившими на весеннем тепле опарышами.

Опарыши, пожиравшие мертвую плоть, сами были началом новой жизни, будущими мухами. По человеческим меркам и покойник, и опарыши выглядели омерзительно, вызывали брезгливое отвращение. А ещё был страх. Каждому из смотревших пришла одна и та же мысль: «Вот так и во мне будут копошиться…». Никто не вспомнил, как разводили опарыша, ловили на него рыбу, да и на ту же муху ловили, и не брезговали, и рыбу ели с удовольствием. А рыба, как известно, могла сожрать их самих, окажись они в утопленниках. Но философия эта хороша за рюмочкой, под закусочку, коль найдется, а когда ты сам, сию минуту, хоть и мысленно, становишься порченым мясом, едой отвратительных личинок, тошнотный комок в горе самый убедительный аргумент.

Уходили из дому охотниками, возвращались добычей. Мало что добыли люди в походе, но не до жиру, быть бы живу.

– Смотри! Там, внизу, люди! – Толстяк замер на месте. – Голые все.

– Не люди это, – отозвался Вепрь.

– Точно люди, на огороде каком-то.

– Вот именно, каком-то. Кладбище это.

– Чо не закопали, сверху оставили? Почему не сгнили, зверьё не объело?

Они спустились в ложбину. На небольшом, ровном участке земли в одинаковых позах – на коленях, с поднятым к небу лицом, сидели голые, мертвенно-белого цвета люди. Глаза открыты, тела неподвижны. Зеленые побеги, растущие из покойников, сквозь покойников, выглядели дико и страшно.

– Мертвяки? Почему не зарытые, голые, сидят почему? – сыпал вопросами обычно флегматичный и молчаливый Толстяк.

– После Конца времен все как могут еду добывают, – неохотно ответил Вепрь. – Их ещё живыми тут оставляют. Кормят специально плодами с семечками вместе, потом садят в позу, при которой дерьмо выходит без помех, а семена, внутри у них проросшие, в человечьем навозе быстро укореняются и питаются телом, как удобрением. Огород – ты прав, только на кладбище. Плоды, кстати, красивые вырастают и вкусныеее, на грушу похожи.

– Груша – это что? – по привычке спросил ошарашенный Толстяк.

– Груша? Ну, как бы тебе объяснить? Как ягоды лесные, только большие, с кулак, и сладкие.

– Из них ягоды вырастут, сладкиееее? – недоверчиво протянул Толстый.

– И впрямь, пока растет не очень похоже на то, что они сожрали, – кивнул Вепрь.

Действительно, ростки были блеклые, кривые, узловатые. Где уж тут «грушам» завязаться. Но уродцы упрямо тянулись хилыми веточками вверх, стебли крепли и утолщались прямо на глазах.

– Если бы хоть какие-то глаза тут были, – мелькнуло у охотника. – Действительно, где же люди, огородники где? С той стороны никакого поселения нет.

– Пошли, посмотрим, наверное, посёлок за другим холмом.

– Сейчас пойдем, днем? – изумился Толстяк.

– А что толку прятаться? Их сторож нас давно засёк. Да мы и не взяли ничего, урожай-то еще не поспел, – саркастически заметил Вепрь, кивая в сторону «кладбища – огорода».

Охотники на всякий случай перехватили в правую руку крепкие рогатины, цепким взглядом окинули друг друга – не ослаб ли пояс, на месте ли крюк – и плечом к плечу зашагали вверх по противоположному склону, навстречу «огородникам».

Так уж случилось, что Вепрь с Толстым оторвались от своих, взяв сильно в сторону по тропе, и нечаянно попали на землю «огородников». С огородниками, как в старые времена, с нежитью, никто не водился, ими пугали детей, на их территорию не ступали ни ногой. Ходили обоснованные слухи, что именно из пойманных чужаков те самые, жуткие «огороды». Что сначала запирают они пленников в клетки, как зверей, морят голодом, а после кормят «грушами» вместе с семенами. Семена, будто бы, сами приживаются у человека внутри и прорастают, а как прорастут, он уж не может шевелиться, потому и не боятся, что убежит и несут на огород. Там в страшных муках умирает несчастный, пожираемый заживо ростками – убийцами.