Александр Тихорецкий - Выстрел по солнцу. Часть первая

И все скребут лбы, кто как может, пытаясь осознать эту муть. А ни хрена это не пример! Просто этот счастливчик уловил тренд, попал в струю, и оказался на гребне. Промахнись он на миллиметр от очерченного коридора, кто бы знал о нем, кто помнил? Еще одно имя в списке неудачников, родившихся чересчур рано, или, наоборот, чересчур опоздавших.

До сих пор мы действовали по этой же схеме, словно слепые котята, мыкаясь внутри отпущенного нам коридора. До сегодняшнего дня мы не покушались на глобальную волю, но теперь мы просто обречены на неповиновение. Нам не оставляют другого выхода, нам нужно идти до конца!

Ленский почувствовал: еще немного, и он сойдет с ума от напряжения. Только бы скорее все это кончилось. Только бы скорее. Как, чем – уже неважно, лишь бы только прекратилась эта мука, вытягивающая из души последние силы…

– Господи, Юра! – почти закричал он. – Будь добр, покороче!

– Сейчас заканчиваю, – хмуро кивнул Журов. – То, что случилось сегодня вечером – это знак. Конечно, можно представить все недоразумением, небрежностью, но именно такие мелочи являются решающими. Я знаю это, я чувствую! Нас заметили, нами заинтересовались, и сейчас все зависит от того, как мы поведем себя. Станем трусить и мямлить – история сожрет нас, не позволит продолжать даже наши вялотекущие эксперименты. Так всегда бывает со слабаками. А мы ведем себя как слабаки!

Короче, это наш единственный шанс. Единственный и последний. Надо брать быка за рога, надо самим становиться историей!

Журов хватил кулаком по столу. Звякнула посуда, и Ленский, не ожидавший от своего друга такой прыти, вздрогнул. По другую сторону стола Силич, до этого мастерски вертевший в руках столовый нож, тоже замер, глядя на них изумленными глазами.

Явно наслаждаясь произведенным эффектом, в абсолютной тишине ученый закончил.

– И помните, ошибка существует только в своих последствиях, и, боюсь, как бы нам не наблюдать их потом со стороны, будучи уже выброшенными на обочину. Выброшенными в качестве своей собственной ошибки.

– Что-то похожее я уже слышал, – Силич с грохотом бросил нож на стол. – Скажи еще: надо просто правильно расставить запятые….

– Да раскройте же глаза, – простонал Журов, – прозрейте же, наконец! В наших руках – величайшая тайна, когда-либо существовавшая в мире. Творить историю, вершить судьбы, управлять миром – называйте это как хотите. Мы шли к этому много лет, и вот теперь нам надо только решиться!

– То есть, ты, все-таки, настаиваешь? – глаза Силича сузились в щелки. – А Бога – побоку?

Журов улыбнулся, опустил глаза.

– Для тех, кто верит в него – это прекрасная возможность с ним познакомиться, для остальных – самим стать им.

– Богохульствуешь, – Ленский в упор рассматривал друга.

Теперь тот казался ему каким-то ненастоящим, фантомным, словно сотканным из воздуха. «Ого! Уже чертовщина разная мерещиться стала…»

– Что за пессимизм, Женя? – Журов поправил очки.

«Нет, конечно, настоящий Юрка, только чудной какой-то. Давно таким не видел его. В последний раз – лет десять назад, той самой ночью».

И словно эхом его мыслей, отголосками той встречи, просочились сквозь время забытые, потерявшиеся в прошлом, мысли:

– Мы – ученые, мы хотим сделать людей счастливее. И куда, скажи, пожалуйста, пропало твое честолюбие? Неужели тебя больше не интересует власть над миром, над судьбой, над будущим?

Ленский все так же пристально всматривался в глаза друга. На мгновение ему показалось, что они вновь в самом начале, что прерванный спор их ожил, ожил и вернулся к ним, мстительный, требовательный, пульсирующий в безудержном стремлении завершения. И с высоты прожитого десятилетия, с вершины, сложенной из чужих судеб, словно камни, он бросал другу, грустные, тревожные слова.

– А что, Юра, если мы уже живем в этом будущем? Что, если мы и есть последствия какой-нибудь ошибки, которую нам позволил исправить Господь?

Тот не выдержал его взгляда, сделал вид, что протирает очки.

– Ну, зачем так глубоко копать? – медленно проговорил он, рассматривая линзы. – Этот спор стар, как мир. Безусловно, в твоих рассуждениях есть что-то здравое, но, если рассматривать всю историю человечества, как одну большую ошибку, тогда что будет значить в ней пара-тройка наших, маленьких?

– А я с Жекой согласен, – услышали они голос Силича. – Здесь, Юра, спешки не нужно. Страшновато мне как-то ребята, не по себе. Когда начинали, когда далеко до финиша было, так и ладно, а теперь, когда вплотную подошли – стремно. Ей-богу, стремно.