Канта Ибрагимов - Прошедшие войны. II том

Арачаев сухо со всеми поздоровался, направился к двери председателя.

– Там совещание, – вскочила секретарша, загораживая путь.

Пришлось ждать. Из кабинета председателя все это время слышна была только грубая ругань Паштаева. Наконец дверь отворилась, и из нее гурьбой высыпало человек пять-шесть съежившихся бригадиров и звеньевых, следом показался озабоченно-властный председатель.

– Мне некогда, я еду на совещание в район, – гаркнул он секретарше. – Буду завтра.

Цанка преградил ему путь.

– Салам аллейкум, Апти, – твердым голосом приветствовал он председателя.

– День добрый, – боясь сказать «салам», ответил председатель. – Ты ко мне?

Цанка мотнул головой.

– Мне некогда, давай завтра.

– У меня срочное дело, – стоял на своем Арачаев.

– Ну, давай, говори.

– Может, зайдем? – предложил Цанка.

Паштаев засуетился, недовольно вздохнул, посмотрел на часы.

– Мне некогда, – развел он руками.

– Всего пять минут, – настаивал Цанка.

Председатель недовольно развернулся, вошел в кабинет, делая вид, что сильно занят, сел за стол, не глядя на посетителя, стал возиться в каких-то бумагах.

Арачаев уверенно подошел к столу, сел сбоку, внимательно вгляделся в лицо Паштаева – председатель отъелся: круглые красные щеки в кровянистых прожилках опухли, лоснились жиром и здоровьем. Густые черные волосы были коротко подстрижены, аккуратно зачесаны. Сшитый из добротной бежевой ткани воротник кителя с натугой обтягивал мощную бычью шею. На груди висел значок с изображением Ленина на фоне алого знамени.

– Ну, говори, – не глядя, бросил Апти.

– Мне нужна работа.

Председатель сразу оторвался от бумаг, поднял голову, в упор глянул в лицо Цанка тяжелым взглядом исподлобья.

– Работы у меня для тебя нет, – твердо заверил он.

– Как это нет? – удивился Цанка.

– Ну нет, что я сделаю. Если хочешь, иди сезонным рабочим, а может, лучше пойти скотником.

– Скотником? Это пастухом, что ли?

– Да, – отрезал председатель, громыхая стулом, встал, направился к двери.

Кровь хлынула в лицо Цанке, руки его яростно сжались.

– Ты что хочешь сказать, что я буду пастухом? – прошипел он, не вставая со своего места, от гнева боясь смотреть в сторону Паштаева.

– Да, да… Других вакансий нет – или ты хочешь сесть на мое место?.. Больше времени у меня нет, если согласен, пиши заявление, завтра я подпишу, – он ухватился за ручку двери.

– Стой! – вскричал Цанка, бросился к председателю, у раскрытой двери догнал его, в яростном гневе, с выпученными, залитыми кровью глазами схватил его за грудки кителя, рванул назад. – Ты что хочешь сказать, что я к тебе пастухом пойду?

– Отпусти, отпусти, – промычал Апти, багровея лицом, его шея еще больше надулась, стала пунцовой. – Отпусти, сумасшедший.

Цанка не отпускал, тянул в бессилии Паштаева обратно в кабинет. Председатель рванулся раз, два, хотел избавиться от рук Арачаева, потом вскричал и с отчаянной силой обхватил мясистой багровой кистью нижнюю часть лица задиры и резко оттолкнул его. Цанка потерял равновесие и полетел в сторону, не упал, изловчился и бросился обратно, однако, получив бешеный удар кулаком, полетел под стол. Забежали люди, схватили Арачаева, силой усадили на стул, ругали, успокаивали. Паштаев кричал:

– Вот враг народа, вот кто мешает нам жить. Мало сидел, еще посадим. Тварь недобитая! Кулак! Вы все видели? Милицию сюда…

Слух о драке Паштаева и Арачаева в мгновение ока облетел Дуц-Хоте. Табарк, Келика, Дихант и Соби плакали, ждали возмездия властей, нового ареста. Басил и Ески злились на старшего брата, не знали, что делать. С одной стороны, Цанка побили, с другой – он сам был виноват, что устроил драку. Да и что-либо предпринимать было бесполезно: любой выпад, тем более против советского руководителя, грозил неминуемой, беспощадной расправой органов власти.

В ту же ночь после долгих разговоров и колебаний решили Арачаевы направить к Паштаеву своего соседа Мовтаева Макуша с целью замирения или просто выяснения обстановки, словесной разведки.

Миротворец Мовтаев возвратился скоро.

– Я застал его прямо с дороги, – описывал он разговор братьям Арачаевым, – пьян, как свинья. Говорит, что никуда заявлять не будет и все давно позабыл, однако если Цанка еще раз объявится в конторе, сказал, что изобьет его до смерти.

– Ну скотина, – зло фыркнул Ески.

– Еще посмотрим, – прошипел Басил.

На следующий вечер Цанка взял две бутылки водки и отправился в гости к директору начальной школы Шидаеву Овте. Это было последнее место, где он еще мог найти работу. Литра водки оказалось мало, спасли загашники хозяина. Напились. Разговор был впечатлительный, душевный, понятный только им двоим. Хаяли этот строй, истоптанную судьбу нации, большевистских пособников. В целом Цанка своего добился: Шидаев обещал устроить его истопником и заодно сторожем в своей школе.