Вячеслав Прах: Храм мотыльков

– Можно вас называть Ричардом?

– Как вам будет угодно, доктор. Вы здесь – главный.

– Хорошо. Я был бы вам благодарен, Ричард, если бы вы рассказали мне о том, как отличаете день от вечера. А утро – от ночи. Или ваше заявление о том, что сейчас вечер, – это был выстрел наугад?

Доктору показалось, что на лице его пациента бегло проскочила эмоция, но из-за повязки Браун не смог ее считать, лишь предположил, что это было удивление.

– Что значит – выстрел наугад, доктор? Я бы хотел, чтобы вы представились. Мне очень неудобно разговаривать с человеком, имени которого я не знаю.

– Меня зовут Фредерик Браун. Я – тот, кто вам может помочь. Собственно, потому я и здесь, как вам уже известно. Вы удовлетворены, Ричард? Если да, то прошу вас ответить на мой вопрос.

– Я удовлетворен, доктор, – сказала сгорбленная, обессиленная муха, которая уже дней сорок как перестала сопротивляться паутине, но еще не подохла. Фредерик не мог понять, за что с его собеседником так жестоко обошлись, лишив возможности ходить, ползать, шевелить руками, даже видеть, при всем этом в комнате было невыносимо душно. Сколько его уже не мыли – неделю, две?

– Я с радостью готов ответить на ваш вопрос, – продолжил Ричард Ло, – если вы напомните мне, каков снег на ощупь. Я, к большому сожалению, лишен возможности его потрогать на данном этапе своей жизни. Насколько я знаю, сейчас за окном метель.

Доктор Фредерик секунду помолчал, а затем решил уступить пешку на шахматной доске.

– Я не знаю, каков снег на ощупь, Ричард, я его давно не трогал. Это имеет значение для вас?

И вправду, доктор Браун каждый зимний день слышал, как под подошвами его дорогих и теплых сапог хрустит сугроб, чувствовал, как ледяная снежинка залетает в то место, где шарф плохо прикрывает шею. Как белая ледяная консистенция, будучи когда-то самой обыкновенной водой, тает у него на носу и на ладонях, когда он снимает перчатки. Боже, какая ерунда. Кто о таком думает вообще?

– Имеет, – тут же ответил Ричард Ло. – Мы с вами не в одинаковом положении, доктор, но вы, как и я, лишены возможности потрогать снег.

Фредерик, глаза которого были полными тьмы, карими, улыбнулся про себя, но ничего не ответил. «Разве я лишен возможности потрогать снег? Нет, не лишен. Этой возможностью я пренебрегаю по собственному желанию, в отличие от вас!» Наступила небольшая пауза, а затем Ричард Ло, не услышав ничего от доктора Брауна, продолжил:

– Как я отличаю день от ночи? Это очень просто, и мне придется вас разочаровать, если вы имеете, конечно, фантазию, доктор, и ваше воображение уже выдало невероятные версии на этот счет… Я спросил об этом у своего личного санитара Гарри за несколько минут до вашего прихода. Он навещает меня куда чаще, чем Мессия навещал иудейский народ. Он приходит по несколько раз на дню, я его узнаю по его личному, неповторимому запаху. Знаете, такой аромат дешевого сильного одеколона, которым пользовались еще наши деды в своей забытой молодости. Мы с Гарри иногда разговариваем, когда он приносит мне еду. Мы говорим с ним о многом…

– Например? – спокойно спросил доктор.

– Например, о том, что если бы у всех людей души были здоровыми, а сознание – абсолютно цельным, то вы бы лишились своего хлеба, доктор Браун. Ваш хлеб – сладкий или горький? Получаете ли вы истинное удовольствие, разговаривая с такими, как я?

– Я делаю свою работу, – спокойно и уверенно ответил ему Фредерик и перевел взгляд на свои часы. Была уже четверть девятого, ему, примерному семьянину и главе семьи, нужно было еще успеть забрать свою прелестную супругу и сына из театра.

– А я получаю наслаждение, доктор, общаясь с такими, как вы. Именно поэтому я и здесь.

– Вы пришли сюда по своей воле, Ричард? – спросил Браун просто так. Конечно же, сюда никто не приходит по своей воле. Судя по их беседе, доктор давно уже понял, что его новый друг не совсем еще потерял рассудок и даже обладает некими остатками ума, которые ему сохранили другие доктора, решившие не лечить своего странного гостя током.

– Да.

– Прошу прощения, – Фредерик не поверил своим ушам и совсем не был готов к такому повороту событий. – Правильно ли я понял, что вы пришли в психиатрическую лечебницу по своей воле?

– Верно.

– Почему?

Не то чтобы Фредерик поверил этому заявлению, но ему хотелось услышать эту удивительную историю самого искреннего на свете лгуна. Его, конечно же, предупредили бы, что Ричард Ло пришел сюда сам.