Ирина Степановская - Ноев ковчег доктора Толмачёвой

Она быстро оделась и вышла из квартиры, без мыслей, без чувств. Она шла, как робот, спустилась в метро, доехала до нужной станции, еще три остановки на автобусе.

В квартире Азарцева была открыта дверь, на лестничной площадке валялись какие-то пакеты, обрывки бумаги. «Съехали жильцы», – мелькнула случайная мысль.

Она вошла. Хозяин мыл пол. В вазе на столе стояли тюльпаны. Хлебный батон и колбаса в нарезке лежали на зеркале в коридоре. Бутылка вина темнела из кресла. Тина зашла и встала посередине комнаты.

– Не ждал?

– Зачем ты пришла? – Володя поморщился, и она отметила эту нервную гримасу, похожую на тик.

– Я пришла сказать, что не придаю значения этому... эпизоду... Ничего не случилось, в общем... Ты же со мной как бы не спал, поэтому... Возвращайся домой. Я... люблю тебя и...

– Ой ты ка-ка-а-я! Какие высокие у нас отноше-е-ния...

Он выпрямился. Вода стекала с тряпки на пол. Он посмотрел на тряпку и сказал:

– Иди домой. Не приходи сюда больше. Я не хочу тебя знать.

– Володя, ты с ума сошел!

Он бросил тряпку и пнул ведро. Немного воды пролилось на пол.

– Я от тебя устал! Я не хочу тебя видеть! Я к тебе никогда не вернусь...

Тина не понимала:

– Ты болен?!

Он заорал:

– Я не болен! Ничуть! – Он схватил ее за локти, развернул и потащил в коридор. – Убирайся! Мне не нужна вторая мать! Первая у меня была. Мне ее никто не заменит. Потом была жена, которая называла меня дураком и все время пилила. Потом у меня появилась ты, и я не мог ступить шага, чтобы не почувствовать, какая ты хорошая! Как много ты для меня сделала! И я тебе благодарен за это! – он отпустил Тину и ернически поклонился в пояс. – Но больше я не хочу ни перед кем отчитываться, обсуждать свои дела и перемывать кости. Поняла?

Столько ненависти, столько злобы было в его лице, что она больше ничего не сказала. Спустилась вниз, опять добралась до метро и доехала до дома.

«Это мне снится, – подумала она. – Дурной сон».

В клетке зашевелился Дэвид Ризкин. Тина подошла, откинула крючок, выпустила мышь. Дэвид быстро забрался по руке к ней на грудь, стал заглядывать в лицо. Она обхватила его шею в кольцо. «Раньше для того, чтобы что-то получилось, приносили жертвы. Совершить, что ли, жертвоприношение?»

Она сжала пальцы туже. Дэвид пискнул, пытаясь освободиться, беспокойно забил лапками, завертелся всем телом.

«Смерть. Что такое смерть? – думала она, глядя, как потекла из мыши тонкая струйка. Эта струйка привела Тину в чувство. – Прости меня, мышь. Надеюсь, тебе не было очень больно. Не так, как мне».

Она разжала руку. Дэвид перестал дергаться и тихо лежал на ее ладони. «Что я наделала? – ужаснулась Тина и стала быстро давить на маленькую грудную клетку. – Господи, прости меня!»

Она рыдала, смотря на маленькое темное существо, которое только что убила. Прижимала Дэвида к лицу, дула ему на мордочку, массировала сердце... Дэвид лежал, не шевелясь, на боку. «Какая я дрянь! Какая дрянь!» – Тина готова была сама умереть вместе с Дэвидом. Но вдруг он быстро пошевельнулся, вздохнул и чихнул.

– Ты жив! Жив! – Теперь она уже плакала о счастья. – Прости, прости меня!

Она целовала его и гладила, и обливала слезами милую пеструю шерстку. Вот Дэвид перевернулся, сел, привычно пошевелил усиками, освободившись, отбежал в сторонку, сел на пол и стал спокойно чиститься. «Я чуть не отняла у него жизнь, – подумала Валентина. – Он выжил чудом. Я должна себя наказать».

Она огляделась в поисках предмета, каким могла бы причинить себе страдание. Обварить себя из чайника? Избить ремнем? Подставить руку под пламя свечи? Это все равно не сможет ничего искупить. Она прошла в кухню, достала из холодильника сыр. Отнесла Дэвиду еду. Он взял кусочек сыра двумя лапками и стал быстро есть, позабыв об опасном приключении. Тина посмотрела на Сеню. Тот привстал, глядя на сыр, и шумно сглотнул. Струйка слюны сбоку рта капнула на пол. Она вернулась в кухню и отдала Сене оставшийся кусок. Положила в миску сухой корм. Налила молока.

– В наказание и в искупление я больше никогда никого, кроме вас, не буду любить. И больше никого не впущу в свой дом. Я буду вас кормить, ухаживать за вами. Мы будем жить с вами только втроем. Вы – мой Ноев ковчег.

Она взяла телефон и позвонила Барашкову. Его удивил ее совершенно обычный, спокойный голос.

– Аркадий, не беспокойся. Я дома. В порядке. В больницу вернуться не могу, потому что не с кем оставить животных. Но ведь почти все исследования уже сделаны?