вольных хлебах и некогда считался, что называется,
золотым пером нашего хилого журнальчика; он уже выпустил к тому времени сборник не самых плохих рассказов, а секретарши редакции и бухгалтерши, сколько его помню, всегда на него заглядывались. Что же касается Лизы, его сестры, то это была молодая привлекательная женщина, психолог по специальности, весьма саркастическая и действительно твердого характера, наверное, эти черты были профессионального свойства. Меня всегда удивляла строгость, даже холодность Елены Петровны к собственным детям. Отец же сына обожал. И Лиза объяснила мне кое-что, когда мы вдвоем курили у Пети на кухне в его новой квартире – в комнате шумно пировали по случаю новоселья. Объяснила, причем без всякой запальчивости, что просто-напросто мать
всегда была влюблена в отца как кошка, а до детей ей и дела не было. К Пете к тому же она отца ревновала.
Самым натуральным образом , сказала Лиза.
И на это у нее были причины , загадочно добавила она, пыхнув холодным мятным
салемом …
Думаю, эта романтическая поездка была последним усилием жизни Елены Петровны. Опасным приключением, каких у нее никогда не бывало. Своего рода реваншем за многолетнее супружеское служение.
Дело обстояло так: Михаил Борисович, так она его про себя называла по старой памяти, был всегда в нее влюблен. Он был учителем математики у Пети в школе, с тех пор как тот пошел в пятый класс. Где они познакомились, она не помнила, на родительском собрании, быть может, и ее подкупило, как внимателен Михаил Борисович к ее сыну. То есть к ней в конечном итоге. Однажды, заговорив о Пете, сказал, что у того хорошая голова , и Елена Петровна, помнится, рассмеялась – да не тому досталась, хотите вы сказать. Михаил Борисович посмотрел тогда на нее долгим и глубоким еврейским взглядом, и ей его стало жаль. Он работал в школе простым учителем, а ее муж был уже подающим надежды молодым ученым, кандидатом наук, доцентом в институте механики, занимался аэродинамикой, гонял воздух по какой-то трубе. И бывал влюбчив, флиртовал с сотрудницами. Когда-то в молодости муж принялся было рассказывать Елене Петровне про аэродинамику, но она ровным счетом ничего не соображала. Ему не с кем было поговорить про свою физику, отсюда и аспирантки , понимала теперь Елена Петровна.
Этот самый Михаил Борисович оказался на удивление постоянным воздыхателем, оставаясь таковым в течение долгих лет. Вечным, можно сказать. Что ж, Елена Петровна и к старости сохранила удивительно хорошее лицо с чертами старинной барыни. А в лучшие годы у нее была к тому же замечательная фигура: она была статная, полногрудая, с узкой талией, с красивыми ногами. К тому же гордячка, всегда холодно вежлива. Короче, производила впечатление аристократическое, в ней и вправду были крови , чувствовалась порода. Вряд ли Михаил Борисович, шустрый до суетливости, щуплый, сутуловатый, хоть и занимался йогой, когда-нибудь встречал дам такого разбора. Да что там встречал, хотя бы видел издали.
Муж Елены Петровны лишь подтрунивал над женой, не принимая ее поклонника всерьез. Поэтому чуть не раз в неделю Михаил Борисович, в первой половине дня, если Елена Петровна бывала дома, без стеснения навещал ее. Даже если она была не одна. Муж Елены Петровны, если попадался гостю в коридоре, не без сарказма, преувеличенно вежливо раскланивался и скрывался в кабинете. Она поила Михаила Борисовича чаем на кухне и слушала. Рассказы гостя были однообразны, но без оттенка жалобности. Он и о любви своей к ней давно не говорил, это подразумевалось. Так, о школьных делах. О своей коммуналке. О больной матери, с которой жил вдвоем. И, конечно, о многочисленных своих дамах. Он никогда не был женат, у него не было детей, но ни с одной женщиной ему, по его словам, интересно не было, ну год, от силы два. И Елена Петровна подтрунивала, мол, такой завидный жених, куда же дамы смотрят .
– Тебя, Ленка, жду, – говорил тот с пафосной серьезностью – они давно, как старые друзья, были на
ты , и ему за его служение позволялась известная фамильярность. Кроме того, когда он это повторял, Елене Петровне становилось зябко и немного стыдно. Хотя, в общем-то, стыдиться ей было нечего.
Как ни странно, уже под вечер она нашла-таки и Пушкина, и двадцать два. Но у дома оказались другие ворота, и в отворившуюся на минуту калитку она увидела девочку, которая играла в песочнице. В их с Мишей доме не было ни песочницы, ни девочки. Елена Петровна поняла, что сходит с ума. Она отошла всторонку, почувствовав, как устала. Тяжело опустилась на какой-то бугорок. Ей сейчас было ясно, что она очень стара и никому не нужна.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу