Виктор Мануйлов - Черное перо серой вороны

– И что я буду с этого иметь? – спросил Осевкин, щуря свои змеиные глаза, взгляд которых не каждый мог вынести.

– Для начала получишь десять процентов акций. Дальше – все, что заработаешь. Все, Сеня, на твоей инициативе. Плюс независимое положение.

– Десять процентов? Десять мало. Двадцать пять, – отрезал Осевкин, и таким тоном, будто знал дословно инструкцию, полученную Нескиным от братьев Блюменталь.

– Хорошо, пятнадцать – и ни процента больше, – решительно прекратил торг Нескин. Затем, несколько сбавив тон, пояснил: – Я и так рискую. Еще не известно, получится у тебя или нет. Рассуди сам.

– Ладно, – кивнул головой Осевкин. – Заметано.

– Заметано-то заметано, а только тебе надо в первую очередь научиться говорить на нормальном языке. Сам понимаешь, с какими людьми придется иметь дело. Чуть запахнет от тебя уголовщиной, пиши пропало. И более всего за пределами России. Там особенно чтят внешние приличия – ты это заруби себе на носу. И еще: обязательно женись. На холостяков смотрят с подозрением: мол, черт его знает, отчего он в таком возрасте, а все холостой.

– Да была у меня одна стерва, – поморщился Осевкин. – Пришлось вытурить к такой матери. Вместе с дитем. Даже она сама не знает, от кого его прижила! Баб мне и без того хватает.

– Ты, по-моему, не врубаешься, Сеня, – качнул круглой головой Нескин. – Я толкую не о бабах, а о жене. Я толкую о семье. На тебя будут смотреть твои люди, и у них невольно возникнет вопрос: а почему он не женат? И можно ли отпускать в его фирму своих дочерей? Это первое. Второе – религия. Тут тоже надо определиться. Я не призываю каждый день ходить в церковь. Но люди должны видеть, что ты с Богом, следовательно, и Бог с тобой тоже. Время такое, Сеня. Нельзя отставать от времени. Так-то вот, брат мой во Христе.

– А ты что, Арончик, в православные заделался? – усмехнулся Осевкин.

– Я, Сеня, ради дела могу заделаться кем угодно: хоть буддистом, хоть баптистом, хоть магометанином, хоть язычником. Бог, если он существует, один на всех, а как его зовут, не имеет значения.

– А-а… Ну что ж, это не трудно, – согласился Осевкин. – Это я тоже могу.

Они довольно быстро сколотили группу из тех людей, которые за деньги берутся за любое дело, состряпали документы через подставных лиц, провели через суд одного из отдаленных районов решение о банкротстве комбината по производству древесно-стружечных плит и передаче его новым хозяевам, и однажды ворвались на этот комбинат, скрутили охрану из пенсионеров, вытолкали взашей старое руководство и начали перестройку комбината под новое производство.

Менее года понадобилось Нескину с Осевкиным, чтобы наладить новое производство, после чего Нескин покинул Угорск и двинулся в глубь России осуществлять на практике идеи братьев Блюменталь по завоеванию рынков необъятной страны. И теперь, вернувшись на Фасовочно-упаковочный комбинат с проверкой после нескольких лет работы за границей, мог с удовлетворением отметить, что не ошибся он в Осевкине: широко тот размахнулся на деньги концерна, гонит хорошую прибыль, значительно большую, чем дает Европа. Если бы не кое-какие нюансы. А нюансы часто тянут больше, чем нечто масштабное, ибо все масштабное покоится на этих самых нюансах. И горе тому, кто за лесом не видит деревьев.

– Да, все хорошо, – снова заговорил Нескин, осторожно подбирая слова, чтобы не выдать своей информированности и тем самым не спугнуть Осевкина. – Однако, Сева, меня беспокоит тот факт, что в последнее время ты снизил динамику расширения круга потребителей нашей продукции. Концерн планирует выпуск с перспективой на будущее, с учетом роста поставок нефти и газа из России, а перспективы на твоем конкретном участке не слишком впечатляющи.

– Кризис, – буркнул Осевкин. – Люди стали меньше покупать. Сам знаешь.

– Но они же, твои люди, жрут каждый день, гадят, пачкаются и пачкают, следовательно, моют посуду, стирают, сами моются, чистятся и так далее! – воскликнул Нескин. – Значит, дело не в кризисе, а в чем-то другом. В чем?

– В том, что они стали экономнее. У меня жена – и та на мойку посуды стала тратить меньше этого вашего дерьма.

– Это почему же – дерьма? – возмутился Нескин.

– А потому, что по телику сказали, что от него и рак можно заработать, и экзему, и еще прорву всяких болезней. Вот они и стали меньше покупать…

– Так это же происки конкурентов! – воскликнул Нескин с таким жаром, что даже подпрыгнул на месте. – Известное дело! Надо на эти происки отвечать адекватными контрмерами.