Виктор Бычков - Варькино поле

Она видела, как варварски растаскивалось и грабилось имение; как уводили маму, издеваясь и унижая её; как мир встал с ног на голову.

Шоковое состояние проходило, на смену ему надвигались осознание жестоких реалий, трезвая рассудительность занимала место в юной девичьей головке: надо действовать! Ей ещё никогда не приходилось бывать в таких ужасных обстоятельствах, брать на себя сколь ни будь тяжкие обязательства. Но весь уклад прошлой жизни уже шёл навстречу девушке, подвигал на единственно верное решение: спасти Серёжку!

Мама ещё вчера, как чувствовала, за вечерним чаем обронила:

– Если, не дай Господь, что с деревенькой нашей, с имением, ты, доченька, обязана позаботиться о будущем вот этого недоросля.

– Евгения Станиславовна положила руку на голову Серёжки, пыталась говорить слегка иронично, но в тоне этом, в глазах матери ещё тогда дочь уловила, заметила тревожные нотки, тревожный огонёк.

– Постарайся встретиться с Алексеем. Он не даст вас в обиду. Будьте всегда вместе.

– Ну, что ты, мама! – ответила в тот раз Варенька. – Разве стоит об этом сейчас говорить?

– Бережёного Бог бережёт, – загадочно и обречённо проронила мама.

Так оно и случилось.

Рядом тихонько сопел братик. Его не по-детски тревожный взгляд был устремлён на сестру. Вдруг повзрослевшим тоном он спросил:

– Что дальше, сестричка? Как дальше жить? Что с мамой?

Она не ответила, лишь на мгновение прижала к себе ребёнка и тут же отстранилась.

– Пойдём окольными дорогами в уездный городок, к Алексею.

– И я так думаю, – снов по-взрослому ответил мальчик. – А ты помнишь дорогу?

– А как же. Я, ведь, взрослая.

– Да-да, конечно, – согласился Серёжа. – И я там с мамой бывал два раза. Так что, если вдруг ты забыла дорогу, так я постараюсь, вспомню.

Они не успели сделать и шага, как сначала услышали, а потом и увидели конюха Ивана Кузьмина.

Он явно кого-то или что-то искал. Шёл к омутам крадучись, то и дело останавливался, прислушивался, внимательно всматривался в приречные кусты.

Девушку обожгла догадка: она поняла, сразу поняла, кого он ищет. Ещё вчера, когда ехали из уезда, этот тридцатилетний мужик вёл себя на удивление грубо.

Раньше он был в очень хороших, почти дружеских отношениях с братом Алексеем. Именно он, младший конюх Иван Кузьмин, помогал готовить коня молодому барину для военной службы. Это был единственный человек из посторонних, которому Мальчик беспрекословно повиновался, и вёл себя с ним почти так же преданно, как и с Алексеем Ильичом.

А вчера почти всю дорогу этот же мужик говорил гадости и пошлости в адрес Вареньки, делал недвусмысленные намёки на его любовь к ней. Она тогда ещё подумала: почему, с чего это так охамел Иван? Ответила ему резко, грубо, пригрозила рассказать маме – барыне Евгении Станиславовне.

– Моей ты будешь, дева, – мужчина не преминул напомнить о себе уже во дворе имения. – Больно сладка ты, что ягодка созревшая.

Варенька не стала пересказывать разговор с конюхом маменьке: сама разберётся. Как-никак, а это хороший товарищ брата. Может, помутнение какое нашло на человека в тот момент. Так оно явление временное…

У неё уже появлялась женская мудрость: она училась прощать.

А вот сейчас…

Девушка подтолкнула брата за высокий куст лопуха, прижала к земле. Сама спрятаться не успела.

– А-а-а! Вот ты где, – голос Ивана слегка подрагивал, мужчина дышал учащённо, с присвистом. – Я знал, что ты здесь. Вы с маткой всегда поутру на омута…

Варя не стала больше скрываться, не кинулась убегать, а решительно шагнула навстречу конюху. Уж что-что, а поставить на место зарвавшегося подонка она сумеет! Тем более такого, как Иван Кузьмин. Она же знает его, чего уж…

Глаза конюха горели нездоровым блеском. Небритое лицо скорчилось страшной, неприятной гримасой. Мужчина то и дело облизывал толстые, мокрые губы.

– А-а-о-о-ы, – издав нечленораздельные звуки, Иван с ходу обхватил девушку, навалился на неё.

Она не успела отпрянуть и тут же оказалась придавленной к земле. Тотчас прокуренные, дурно пахнущие запахи изо рта конюха обожгли Варю, заставили перехватить дыхание. Она ещё успела отвернуть голову, как слюнявые губы коснулись щеки, потом шеи, спускались всё ниже и ниже… Руки мужчины рвали одежду, бесстыдно и грубо касались девичьего тела, тискали, рвали и терзали его, проникали в потаенные места.

Напрягшись из последних сил, девушка вонзила большие пальцы рук в глаза насильнику, стараясь проткнуть их, выдавить из глазниц. Он заорал, отпрянул от жертвы, и в это мгновение сзади Серёжка нанёс удар детской сабелькой по спине мужчине. Не сильно так, по-детски… Мальчик не мог смотреть, как обижают сестру, не мог оставаться в стороне, когда совершается несправедливость. Обострённое чувство справедливости было неотъемлемой чертой его характера. Вот и ударил…