Игорь Гергенрёдер - Кто не слышал о чечевичной похлёбке? Непридуманная история

Девушка опустила ведро наземь, приблизилась.

– Я завернула кран, как положено! Вода не текла! – голос дрожал от тревоги и возмущения.

У цистерны собирался лагерный народ. Ерёмин движением руки приглашал поглядеть на текущую из крана струйку, затем закрыл его, показал на пустые бочки, телеги:

– Я сзади стоял и наблюдал за ней. Это она уже во второй раз. Вчера её вот он засёк, – опер кивнул на ординарца, – и мне доложил. У меня записано… – уполномоченный расстегнул планшет, достал тетрадку, раскрыл: – Точное время указано, стоит подпись свидетеля. Сейчас и это запишем, – вынул из планшета карандаш, деловито закинул ногу в сапоге на колесо цистерны, положил на колено планшет, на него – тетрадку, сделал запись, расписался и протянул карандаш ординарцу: – И ты распишись!

Тот, наклонившись, поставил подпись, в то время как Якобина отчаянно повторяла, мотая головой:

– Нет! нет! И вчера и сегодня я завернула кран!

Опер шагнул к ней и громко, чтобы слышали другие, заявил:

– Ты – дочь вредителя! А яблочко от яблони недалеко падает. – Расстегнул кобуру, положил на неё руку, с холодной яростью бросил девушке: – Иди за мной!

Направился к землянке, которая служила карцером. Якобину заперли в ней, у входа встал часовой с винтовкой.

Регина Яковлевна, подкошенная известием, подошла к бригадирше, взмолилась, чтобы та передала Ерёмину просьбу позволить увидеться с дочерью. Бригадирша молча ушла, а возвратившись, сказала:

– Нет, не разрешает!

После обеда, под наблюдением оперуполномоченного, Якобину вывели из карцера, приказали взобраться в кузов грузовика. Там же уселись два солдата с винтовками. Ерёмин вручил шофёру пакет, и грузовик покатил по степи к железнодорожной станции, откуда в лагерь доставлялись грузы и где располагался оперативный пункт НКВД. На другой день машина вернулась с двумя солдатами, с горючим, солью, ржаной мукой.

Минуло несколько дней. Шофёр грузовика, возвратившегося со станции после очередного рейса, держа в руке пакет, пошёл в землянку оперуполномоченного, через пять минут туда был вызван Кунцман. Вскоре он выбежал из землянки, чтобы созвать всех лагерников на собрание.

К людям, стоявшим толпой на голом пространстве в середине лагеря, уполномоченный подошёл с листками бумаги. Расставив ноги в хромовых сапогах, начал громко:

– Разоблачённый враг Краут, – он посмотрел в листок, прочитал: – Якобина Викторовна… – и продолжил: – делала, чтобы вам всем меньше доставалось воды. Её и так не хватает, вы все хотите пить, а она пускала воду на землю. – Ерёмин окинул толпу цепким взглядом и объявил с торжественно-гневной нотой: – Дочь осуждённого вредителя диверсантка Краут по приговору Особого совещания расстреляна!

Толпа оцепенело молчала, у Регины Яковлевны голова упала на грудь. Опять зазвучал исполненный удовлетворения голос Ерёмина, он, как назидание, читал по бумаге о том, что 17 октября 1941 года постановлением Государственного комитета обороны Особому совещанию НКВД было предоставлено право выносить приговоры вплоть до смертной казни по делам о контрреволюционных преступлениях против порядка управления СССР, предусмотренных статьями 58 и 59 Уголовного кодекса РСФСР. Решения Особого совещания были окончательны.

Окончив чтение, проглядев листки, оперуполномоченный распорядился продолжать работу. Регина Яковлевна в обмороке лежала на земле, и он велел Кунцману:

– Полкружки воды разрешаю взять – побрызгайте ей в лицо!

Женщину привели в себя, и она была возвращена в лагерную жизнь. Тут, подумает читатель, можно бы и поставить точку, но, оказывается, ставить её ещё рано.

13 декабря 1955 года вышел Указ «О снятии ограничений в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спец поселении». К тому времени немало людей, которые были в описанном лагере, также и Регина Яковлевна Краут, оказались в Бугуруслане. Точнее: в посёлке Александровка при станции Бугуруслан, откуда до собственно города было три километра.

Чувствовалась хрущёвская так называемая «оттепель», после XX съезда стали говорить о «необоснованно репрессированных». Их родственники отправляли в Москву просьбы о пересмотре дел на предмет реабилитации. Мой отец Алексей Филиппович Гергенредер, учитель средней школы N 12, бывший трудармеец, помогал писать такие прошения. Он знал учительницу Регину Яковлевну Краут и, как многие, слышал о судьбе её дочери Якобины. Он предложил начать ходатайствовать о её реабилитации. Регина Яковлевна, одиноко жившая в коммунальной квартире, растрогалась, поблагодарила и отказалась. Моего отца она уважала, причину отказа следовало назвать. И Регина Яковлевна рассказала о своей жизни, о дочери, подробно передала всё то, что происходило в лагере…