Дмитрий Лабзин - Осколки фарфорового самурая

Пока же он колдовал над ней, палач-неудачник затравленно озирался по сторонам, неизменно натыкаясь на холодные осуждающие взгляды тех, кто относительно беззаботно развалился в своих уютных креслах. Легко делать выводы из ситуации, в которой ни разу не доводилось оказаться, но именно так поступают все суды от мирового до Страсбургского. Общество вынесло свой морально-этический приговор, в очередной раз не имея на то никаких, даже формальных, прав. На сцену вышло Отчаяние, столь уверенно чувствующее себя в свете софитов. Осуждённый, естественно, начал кидаться ко всем, кто сидел рядом, вполне справедливо отрицая свою вину. Он схватил за руку сидевшую рядом женщину средних лет и закричал ей в лицо, что выбрала бы она. Резко повернулся к бывшему соседу, склонившемуся над ещё не вернувшейся в сознание дамой, и спросил, неужели тот предпочёл бы пулю в живот. Мужчина не был настроен на диалог и только отмахнулся от него, как от назойливого комара. Он продолжал бессистемно метаться от одного заложника к другому, тряс людей за плечи, но никто не отвечал на его вопросы. Затравленный безмолвной толпой, несчастный внезапно остановился посреди прохода, упал на колени, закрыл голову руками и замер в таком положении.

Террористы были очень довольны увиденным спектаклем, много смеялись и переговаривались – каждый спасается от скуки как может. Они, получая удовольствие от коктейля неподдельных человеческих эмоций, на какое-то время потеряли бдительность – пистолет продолжал лежать на полу. В итоге институт общественного порицания сработал безотказно, пробудив в осуждённом первобытный страх перед одиночеством, изгнанием из стаи, что в итоге оказалось страшнее смерти. Осуждённый схватил пистолет, приставил дуло к виску и спустил курок. Неожиданно для всех раздался выстрел. Пуля прошла насквозь и ранила в плечо на тот момент главную неудачницу вечера, только что занявшую своё место.

Она снова лежала на полу без сознания, только на этот раз травма душевная сменилась очень серьёзным ранением. Сосед, приводивший её в чувство минуту назад, занял было исходную позицию, но, оценив свою бесполезность, громко спросил, есть ли в зале врач. В паре рядов за нами произошло шевеление, женский голос свирепым шёпотом сказал мужчине, что он анестезиолог и делать ему там нечего. Но высокого брюнета с бездонными, как у Бельмондо, глазами, его любимой гарпии удержать не удалось, и он вызвался оказать первую помощь. Кивок автомата выдал ему разрешение пройти к истекавшей кровью женщине. Тем же немым способом склонившегося над ней соседа назначили ассистентом. Доктор энергичным жестом скинул пиджак, снял галстук и засучил рукава. После кратковременного осмотра он заключил, что рана серьёзная: пуля застряла в плечевой кости. Затем он попросил своего помощника разорвать отвратительно-розового цвета рубашку на бинты для перевязки, сам же принялся мастерить жгут, чтобы остановить кровотечение. Зал завороженно следил за его точными, лишёнными бесполезной суеты, размеренными движениями, казавшимися невероятно быстрыми. После оказания первой помощи врач сказал, что это временная мера и необходима госпитализация. В противном случае прогноз неутешительный – большая потеря крови, заражение, агония, смерть. При этих словах его невольный ассистент начал озираться по сторонам, словно только теперь он смог осознать, что происходит вокруг. Сидя в луже крови, он тщетно умолял террористов передать раненую зрительницу властям, в безумном исступлении взывал к их человечности и состраданию. Его доводы игнорировали, но он не сдавался, каждый раз натыкаясь на безразличные взгляды и надменные улыбки палачей. Будаев подошёл к нему и спросил, кем ему приходится эта женщина.

Мужчина сдавленно прошептал, что они женаты и ждут ребёнка – эта новость волной пронеслась над головами заложников. Только теперь из его глаз потекли крупные слёзы. Определить логику чужих поступков практически невозможно. Вряд ли у безжалостного убийцы дрогнуло сердце, но он приказал своим подчинённым найти способ доставить раненую женщину на позиции федералов. О том, что приказ исполнен, мы узнали чуть позже.

Нас познакомил Мартен Паж. Это случилось в книжном магазине, куда я случайно забрёл, подчинившись внутреннему голосу. Он обещал мне нечто особенное и не обманул моих ожиданий. Можно часами ходить между стеллажами, заставленными всевозможной литературой, и уйти ни с чем. В особенно неудачные дни я постоянно натыкаюсь на рекомендованные кем-то шедевры, как правило, не имеющие абсолютно никакой ценности, кроме гигиенической, и прочую любовно-детективную муть. А бывает достаточно всего пяти минут и пары промахов, чтобы получить жемчужину в свою и без того небедную коллекцию. На этот раз мне невероятно повезло, и в бессистемном поиске я наткнулся на очень хорошо изданную французскую серию, в которую попала бесподобная «Стрекоза её восьми лет». Я помню, как от одного названия у меня по спине пробежала сладкая дрожь от предвкушения высшего наслаждения, какое только способна доставить литература. Я открыл книгу, и улыбка Фио заворожила меня с первой же страницы, навсегда оставив за собой уютную комнату в общежитии моего любящего сердца.