Руслан Бек: Мужская солидарность (сборник)

– Как дела? – машинально спросил я.

– Нормально, – по своему обыкновению ответил он. – Из дома ушел.

– Как ушел?!

– Да так, взял и ушел. И обратной дороги – нет! Я вскипел и нагрубил ей.

– Кому ей?

– Кому же еще? Теще, конечно. По капельке копилось и вот, наконец, я не выдержал.

Гаврилу всего трясло. Он стал расхаживать туда – сюда по комнате.

– Ты успокойся и присядь, – сказал я.

Он не внял моим словам и продолжал маячить передо мной.

– Нет, это не женщина, – сказал он. – Это чудовище! Кровосос! Вампир! Знает, что нам с женой пока некуда податься и издевается, издевается! Сегодня я случайно наступил на лапу ее собачонки. Так, слегка. А эта сучка так запищала, как будто я сковородой огрел ее. Ух, вся в хозяйку! Так вот, запищала и к теще – жаловаться.

– Кто жаловаться?

– Как кто? Ну, собачонка, стерва эта маленькая. С бантиком ходит. Иногда мне так и хочется повесить ее за этот самый бантик. Такая подлая, ужас! Она меня уже допекла, как и ее хозяйка. Два сапога – пара! Так вот, запищала, хвостом своим завертела, как вентилятор, и в комнату к теще заковыляла. И тут я слышу ее голос: «Ой, моя девочка, что случилось?! Кто тебя обидел?» Ну, эта сучка и жалуется.

– Кто жалуется?

– Кто-кто, собака. Так завывать стала. Короче, наговорила лишнее.

– Кто наговорил? – не понял я.

– Ну, как кто, сучка эта. Ты что, меня не слушаешь? Так вот, не знаю, что она там пропела ей, но факт, что вылетает это чудо и давай на меня гавкать.

– Собака, ясно.

– Да нет же, теща. Ну и эта сучка тоже, маленькая мочалка. Подняла свою лапу и затявкала на меня, прячась за спиной своей благодетельницы. «Изверг, – говорит она мне. – Ты нарочно это сделал!» Я говорю ей: «Да я едва ее задел». – «Как едва, – кричит она, – бедняжка даже лапу подняла от боли! Вон смотри!» Ну, я и смотрю, а эта сучка подняла свою переднею левую лапу. А я-то точно знал, что наступил ей на правую лапу. «Ваша собака интриганка, – сказал я, – она подняла не ту лапу вообще! – «Собака притворяться не может, – рычит в ответ она мне. – Собака на это не способна». Я разозлился и говорю: «Если собака ваша, то она способна на все!» Ну и потом, пошло – поехало. И кончилось тем, что я схватил эту уродину и в унитаз головой окунул.

– Тещу?! – поразился я.

– Да нет же, собачонку.

Гаврила стал крыть всех и вся. Он вспомнил и дедушку, и бабушку, и отца с матерью, породивших его на свет белый. И своего старшего брата, который не остановил его в тот момент, когда он решил жениться. Свою жену, которая имела несчастье иметь такую мать. Словом, он излил мне всю свою душу и успокоился лишь к утру, рассказав мне анекдот про тещу.

Я дико рассмеялся, а Гаврила едва не пустил слезу.

Когда рассвело, ко мне позвонила жена Гаврилы и попросила его к телефону. Поговорив с ней с час, он с измученным видом сказал мне:

– Я пошел в отчий дом. Лучше на поклон к родителям, чем на колени перед тещей.

– Это твое окончательное решение? – спросил я.

– Да, – решительно ответил он и со словами «никогда» «ненавижу» вышел вон.

После этого дня Гаврила не звонил и не заходил ко мне. Я случайно встретил его спустя неделю.

– Как дела? – спросил я.

– Нормально, – как обычно ответил он.

– Ты чего не появляешься?

– Дел по горло. Да и сейчас надо тещину сестру в аэропорт проводить. Потом, к ветеринару надо, собака наша заболела. Зайду как-нибудь. Ну, а сейчас спешу, извини. Фигаро тут, Фигаро там!

И опять не успел я попрощаться с ним, как он скрылся за ближайшим углом. Он исчез в мгновения ока! Он стал юрким, этаким живчиком, каким раньше никогда не был. Впрочем, я вспомнил его слова: «Жизнь заставит, а теща добавит».

Накануне выборов в небольшом городе Руссова траурная процессия медленно двигалась по кладбищу к месту захоронения. Все как всегда, когда хоронят с почетом почетного простого смертного: красно – черный гроб, венки, оркестр, ордена и медали покойного на красной бархатной подушке, а также печальные лица впереди и не очень позади колонны.

Оживляли траурное шествие снующие туда – сюда два репортера и группа разных возрастов серьезных людей, которые активно жестикулировали, но относительно благопристойно говорили между собой. В той или иной степени они относились к элитной прослойке города. Незапланированное сборище простых граждан было им, как никогда, на руку. Замыкал шествие ростом под два метра здоровяк Семен, известный всем в городе, как безобидный душевнобольной человек; он шел в вприпрыжку и что-то бубнил себе под нос.