Евгений Зубарев: 990 000 евро

Внезапно я разозлился:

– Послушайте, мы ничего незаконного не сделали. Наоборот, даже помогли задержать опасных преступников. Отдавайте мои права, запишите показания, и мы поедем.

– Да мы вас и не держим, Михаил Олегович. – Валерий Васильевич даже привстал со своего места, протягивая мне права.

Я тоже встал, но пока я тянулся за кусочком пластика, до меня дошло, что впервые за последние дни я услышал свое настоящее отчество.

Права тем не менее я забрал и тут же спрятал их во внутренний карман пиджака.

Теперь все трое, включая Ганса, смотрели на меня с пристальным интересом, ожидая дальнейших действий.

– Ну так что, прощаемся? Или как? – все с той же странной ухмылкой озвучил общий вопрос старик.

– Ладно, что вам от меня нужно? – Я вернулся за стол, и Валерий Васильевич тоже сел на свое место.

– О! Совсем другой разговор, – скучным, сугубо деловым голосом сказал Пинкертон и принялся подробно, с пикантными отступлениями, излагать свои удивительные предложения.

Из здания Управления мы поехали закупаться согласно штабному списку, а адрес оптимального магазина в качестве финальной любезности подсказал нам Валерий Васильевич. Вообще, нормальный человек оказался. Да и Пинкертон, по зрелому размышлению, тоже, хотя его манерность и самолюбование все же здорово раздражали.

Николь позвонила мне, когда Ганс закончил запихивать в лимузин последние коробки с запчастями, и мы уже выруливали со стоянки на проспект.

Я до последнего не верил, что она позвонит, хотя после визита в Управление знал уже наверняка, что не может не позвонить. В такой игре нельзя оставлять без контроля ни один кусочек инсталляции.

И все равно, когда на экран телефона пробилось робкое сияние с ее таким желанным именем, мое сердце застучало в такт автомобильному движку. Наш лимузин рванул по пустому шоссе, и я тоже мысленно уже летел навстречу Николь, вспоминая волшебные изгибы ее тела, отточенные, зовущие жесты и пьянящий запах ее инопланетной красоты.

– Привет, Миш!

Я молчал, жадно вслушиваясь в каждый звук, доносящийся из телефона, – там играла музыка, значит, Николь уже вышла из отеля позавтракать. Сидит где-нибудь в кафе, глазки строит посетителям.

– Эй, Миша, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Я хотела тебе сказать, что ты молоток, Миш! Я не ожидала. Честно. Ты хоть знаешь, что сейчас творится на фондовой бирже? Началось еще вчера вечером, но сегодня – это просто фантастика! Ты ведь знаешь, да?

– Знаю.

– С тобой Марк хочет поговорить. Передаю трубку.

Я поморщился – сдался мне этот краснорожий хомяк. Но ведь видно было, как Николь от него зависит, и я не хотел его злить, лишь бы не расстраивать ее.

– Алло, Михаил Дм… хм, Олегович?

– Да, слушаю вас.

– Это Марк. Я хотел поблагодарить вас. Вы все сделали идеально. Просто идеально! Я жду вас и вашего приятеля в «Хошимине» в пятнадцать часов дня – успеете? Нам потом надо будет улетать. Мне звонили ваши кураторы, с ними мы уже рассчитались. Осталось только с вами. Успеете до 15.00?

– Успею.

– Тогда до свидания.

И он отключил трубку, гнида. Или Николь сама не захотела продолжения разговора?

Я всерьез задумался, да так, что всю дорогу до части думал только о том, как узнать, кто из них выключил телефон, – как будто это было самым важным знанием в моей жизни.

Мы не стали больше деликатничать, а велели Марату погромче посигналить у ворот, а затем въехали в расположение части, торжественно проехав по пустому пыльному плацу, да еще поставили машину прямо под окнами штаба, заехав задом на газон. Уже давно можно было спокойно выйти из роли, но я из пустой вредности не спешил этого делать, подгоняя зычными окриками Ганса, в одиночку таскающего тяжелые коробки в кабинет командира батальона.

К комбату я зашел сразу после того, как туда в очередной раз занырнул вспотевший Ганс с последней коробкой в руках. Комбат, слава богу, был на месте, и я отдал ему список, исчирканный галочками, обведенными в разноцветные кружочки.

Майор, не говоря ни слова, раскрыл облезлый сейф и вручил нам с Гансом по военному билету, где уже были проставлены все необходимые печати и пометки.

– Молодцы, – буркнул комбат, но нам совсем не требовалось его одобрение, и он сам это отчетливо понимал.