Дмитрий Вересов - Дальний берег Нила

– Дурак ты гребаный, наш же это был, забыл, что ли, своим-то грех не помочь. Ожаднел к старости совсем…

В теплице действительно копошился горбатый старик, приход постороннего он заметил сразу.

«Хорошая примета встретить горбуна», – мелькнуло у Нила.

– Чего надо? – грубо спросил старик. – Вали, пока не поздно. Здесь чужим нельзя.

В руках горбуна незаметно оказался ломик.

– Отец, меня Людка прислала. Дело есть. Помоги малость, я при бабках, так что внакладе не останешься.

Лицо горбуна резко посветлело, а в глазах зажегся огонек.

– Ну и что надо? Огурцы еще не поспели, так что приходи в июле, что от психов останется, смогу и уступить.

– Нет, батя, я не за этим. Девчонка у меня здесь отдыхает, а я в рейс ухожу. Надо проститься, а то вернусь только через полгода. Сам понимаешь, тяжеловато будет. Ты бы мне ее привел сюда, в теплицу на часок.

Горбун выпучил глаза до изумления.

– Ты что, охренел, морячок? Это же дурка. Здесь такое не пройдет.

– Батя, я же не пустой приехал, тоже понимаю.

Нил достал «Столичную» и протянул деду. Тот не принял, и Нилу пришлось водрузить напиток богов на бочку с удобрениями.

– Не, лучше проваливай, хлопот потом не оберешься. – Старик взялся было продолжать заклеивать шланг. – Дорогого это стоит, тут одной не отделаешься.

Но Нил не дал ему продолжить и подошел совсем близко.

– Понимаю, вот, держи, на поправку шланга, а то огурцов не дождешься.

Сумма настолько потрясла старика, что он, медленно убрав деньги в носок, направился к выходу, буркнув:

– Жди тут, схоронись только.

Бутылка исчезла непонятно как и куда.

Старик вышел и начал запирать дверь, но Нил его опередил.

– Батя, как зовут, я забыл тебе сказать, а то приведешь непонятно кого.

– А я думал, что тебе без разницы, здесь уже все одинаковые. Ну?

– Сапунова Света, третий корпус, палата семь.

И сердце заработало в такт секундной стрелке…

Прошло довольно много времени, Нил вглядывался в темноту, но ничего не было видно, и тишина только усиливала отчаяние ожидания. Наконец что-то белое мелькнуло в зелени кустов, и горбун загремел связкой ключей. Лиз он прислонил к стеклянной стенке парника. Поверх длинной ночной рубашки был наброшен невероятно грязный ватник. Нил тихо вышел и, не сказав старику даже спасибо, быстро поднял на руки девушку и почти побежал в сторону забора.

– Не беги, сторож еще ужинает, успеешь.

Старик долго стоял у дверей теплицы, вглядываясь в темноту, пока белый подол, мелькавший среди деревьев, не пропал из виду.

В теплице он взял лопату, выкопал ямку и опустил туда поллитровку.

– Завтра, пожалуй, куплю пряники и баклажанной икры. В четверг отдам Женьке, пусть побалует внучку.

Прозрачные глаза старика наполнились влагой. Дед Кешок не пил водку, да и вообще ничего спиртного не пил никогда – даже там, даже тогда, в тридцать седьмом…

– Я хочу спать.

Лиз говорила спокойно, но была настолько слаба, что самостоятельно не смогла переодеться, и Нилу пришлось стягивать с нее больничные лохмотья, снимать с тощей шеи замызганный тряпичный мешочек, висевший на шнурке наподобие амулета. Потом он отнес ее в ванную и долго мыл, ужасаясь ее худобе.

– Ничего, ничего, были бы кости, мясо нарастим. Я тебя откормлю, как кабанчика.

Лиз равнодушно подчинялась, нисколько не стесняясь наготы. Потом Нил поил ее горячим чаем с медом. Лиз даже не могла держать чашку, закутанная в одеяла, она, как больной ребенок, лишь открывала рот и заснула мгновенно. Один раз только она пошевелила рукой и почти одними губами произнесла.

– Я знала, что ты… – Но Нил уже целовал драгоценное лицо и гладил стриженую голову.

– Молчи, молчи, все прошло. Я увезу тебя отсюда. Спать, пока главное – спать.

Утром Нил встал рано, быстро собрался, неслышно прикрыл дверь и рванул за молоком в первый открывшийся магазин. Накрапывал дождь, утренние запахи весны наполнили гордый, грязный и голодный Ленинград, и город стал похож на старого бедного интеллигента, собравшегося в филармонию и надевшего парадный костюм времен далекой молодости. Нил мчался по улице, и счастье, которое он так долго ждал, утренним ярким шаром поднималось над ржавыми крышами родного города.

– Я вылечу ее и сделаю самой счастливой на земле. У нее опять вырастут длинные волосы, и она будет закалывать их днем в тугой пучок, а ночью распускать. Мы будем жить на острове и нарожаем кучу детей! Нет, пока надо поправить ее – все остальное потом. Потом, потом…