Леонид Овтин - Пляшущий ангел

– Ясный пень, не ожидал, думальщик фигов. – Тихо, почти шепотом, проговорил водитель большой машины, трогая рычаг коробки передач.

Дмитрий Сергеевич этих слов не слышал – не столько потому что они были еле слышны, сколько потому, что пребывал в состоянии легкой эйфории – от слов «дорогой Дмитрий Сергеевич».

Эта легкая эйфория немного развеяла его подавленное состояние, но не надолго.

Выехав на шоссе, шофер включил пятую передачу. Грым, заметив это, сказал: – Сильно не разгоняйся. У леса остановишь.

– Есть, товарищ депутат. – Водитель снова улыбнулся во весь рот, козырнул. – Остановим возле леса. А что, вы, Дмитрий Сергеевич, на охоту собрались?

– Нет.

– Я и смотрю – ружья с собой у тебя нету… – Шофер выжидающе посмотрел на депутата и, поняв, что тот пребывает в грусти и не собирается ему отвечать, сам сделался грустным.

Останавливая автомобиль у леса, водитель улыбнулся Грыму: – Приказ выполнен, товарищ…

– Хорош выеживаться! Ты чем лучше?! – неожиданно выкрикнул депутат, резко поворачивая лицо к шоферу, который вмиг превратился в испуганного неврастеника. Он вдавился в спинку кресла и, нервно сжав губы, буравил лобовое стекло выпученными глазами.

Что случилось с этим депутатом?!.. Вроде бы не похож на выживающего из ума!.. Сидел тихенько, мирно, казался вполне уравновешенным, слегка помятым жизнью, человеком, а теперь – человек-оборотень в самый момент приступа ликантропии! Глаза горят, рот оскален… Нет, политика все-таки дело нервное, и не такое легкое, как многим кажется…

Мысленно говоря эти слова, водитель не спускал глаз с Дмитрия Сергеевича, который уже вышел из машины и направлялся к лесным зарослям.

– Вас подождать? – Крикнул шофер из автомобиля.

Войдя в лес, Грым услышал легкий треск. Он тревожно оглянулся по сторонам и заметил неподалеку муравейник. Подойдя поближе к муравейнику, он присел на корточки и долго смотрел на него. К муравейнику у него не было абсолютно никакого интереса. Он повел себя так – потому, что вместе с этим едва слышимым хрустом в его сознании всплыл самый позорный и низкий фрагмент его жизни – тот самый, из-за которого он не может смотреть в глаза Егору Быковскому.

Созерцание снующих муравьев немного успокоило его. В надежде, что скоро он успокоится полностью, Дмитрий Сергеевич встал и двинулся вглубь леса.

Стараясь вспоминать самые приятные моменты из жизни, Грым медленно шел вглубь леса, беспечно оглядывая елки и сосны. Но успокоение почему-то не приходило. Мятущаяся душа молодого политика все подстрекала сознание воспроизводить самые неблагоприятные и дурные фрагменты из жизни.

Он противился воле нетрезвой души, но все же не мог ей не повиноваться. В уме автономно возник образ Нади-Грэтхен, стоящей на крыше пятиэтажки и нервно выкрикивающей: «Я его видела!»

Потом в уме всплыл образ Егора Быковского, – не того Егора, которого он видел неделю назад, а того Егора, которого он видел десять лет назад – крепкого, волевого, сурового, холодного, и мудрого. Егор, одетый в костюм – точь-в-точь такой, в котором был тогда, в кабинете у Николая Юганова, стоял у могилы Нади-Грэтхен, и, застегивая «молнию» куртки Дмитрия, холодно говорил ему: «Ты иди, Сергеич…»

В надежде заглушить разыгравшееся воображение, Грым вынул мобильный телефон и набрал номер Хлоанны. Женщина ответила сразу: – Алло…

– Алло… Хлоанна, привет…

– Саша?..

– Нет.

– Андрюшка?..

– Нет. Дима.

– Какой?

Бросив ругательство, рифмующееся со словом «какой», Грым сбросил связь и швырнул телефон на траву. Посидев минуту на корточках, нервно массируя загривок, он подобрал телефон, и спрятал его в чехол на ремне джинсов. Затем он присел на корточки, привалившись спиной к березе и спрятав лицо в руках, скрещенных на коленях. И так сидел – пока ему не позвонил Василий Валерьевич.

– Дмитрий Сергеевич! – Голос «внештатного» начальника Грыма был грозным, как никогда прежде. – Я тебе что говорил?..

– Ноги в руки и ко мне. – Безжизненным голосом ответил Дмитрий Сергеевич, тупо глядя на траву под ногами. – Полчаса на все про все.

– Уже прошло, Дмитрий Сергеевич, полтора часа!.. Если через десять минут тебя у меня не будет – считай, что ты уже не политик! Даже не депутат!

Грым перевел дыхание, устремил поникший взгляд к небу, и, резко вдохнув носом воздух, крикнул в трубку: – Ну и не надо! Не надо!