Михаил Ландбург - На последнем сеансе

– Не понимаю… – замялся я.

Вцепившись в мой рукав, доктор заговорил о благотворных лечебных свойствах моей музыки и о том, как я ужасно необходим несчастным людям этого дома.

– И что же? – насторожился я.

Доктор задумчиво посмотрел в сторону своего письменного стола, сказав:

– И уж тем более мне жаль теперь…

– А отчего тем более? – не понял я. – Отчего жаль?

Доктор загадочно улыбнулся.

Мне подумалось, что пушки в его глазах доктора появятся вновь. Но нет.

Доктор сказал:

– Теперь у нас появилась возможность выплачивать вам дополнительную сумму.

– Вы шутите, доктор?

– Композитор Корман, кажется, теперь вы приобретаете успех ещё и за границей; во всяком случае, теперь у вас там объявились (появились) богатые поклонники, а возможно, решили откликнуться ваши богатые родственники.

– Что вы, доктор, – пробормотал я, – за границей у меня не то что богатых, но даже бедных родственников нет…

– А ваш канадский зять? Возможно, он и есть этот человек, который…?

– Который – что?

Доктор развёл руками.

Я сказал:

– Мой канадский зять – не человек.

Постучав по дереву, доктор пролепетал:

– Arcana Caelestia.

Я постучал по подлокотнику кресла, посчитав, что лишний раз постучать по дереву ещё никому не повредило (помешало).

Доктор открыл ящичек письменного стола и достал из него какую-то бумажку.

– Вот, – перейдя на хриплый шёпот, сказал доктор, – возьмите.

Это был стодолларовый чек на моё имя.

Я посмотрел на доктора и осторожно спросил:

– Хотите сказать, что дни Хануки ещё не до конца истратили свою чудодейственную силу? Или тут снова Бог замешан?

– На этот раз не Бог, – сказал доктор. – Пару дней назад на денежный счёт этого дома поступила достаточно приличная сумма. Даже очень приличная сумма. Человек предпочёл себя не называть, однако особо оговорил условие, при котором в праздничные дни чек в сто долларов должен быть предназначен лично для вас, господин композитор.

В дверь кабинета постучали.

– Доктор, – санитар Рафаил махнул рукой в сторону двора, – там автомобиль!

Автомобиль был очень длинный и очень чёрный.

Распахнулась дверца, и на землю ступила пожилая дама с большим бирюзовым ожерельем на шее.

– С праздником, доктор, – сказала дама.

На губах доктора замерла напряжённая улыбка, а в широко раскрывшихся глазах что-то пробудилось. Сдвинув брови, он растерянно проговорил:

– Так это вы?

– Так уж выходит… – сдавленно отозвалась дама и подошла ко мне.

– Так это вы? – сказал я в тон доктору.

Сохраняя каменное лицо, дама взяла меня под руку.

Кажется, я покраснел, а у доктора слегка приоткрылся рот. Бедняга просто не знал, куда девать себя от изумления; он смотрел на меня с таким выражением, будто мы давно не виделись. Я выдавил из себя виноватую улыбку.

– Ведите же меня в дом! – требовала дама.

Тщательно умытые и причёсанные жильцы дома были рассажены на диванах в гостиной. Воздух стоял ещё более удушливый и тяжёлый, чем в обычные дни.

Оторвав взгляд от ожерелья гостьи, доктор умоляюще посмотрел на меня. Его губы потянулись к моему уху:

– Пожалуйста, помузицируйте! Гость у нас. Благодетель…

Кажется, готовый принять на себя всю полноту ответственности за этот мир, я подошёл к роялю и объявил:

– До-мажорная сонатина Клементи.

Гостья опустила голову.

Тело доктора вздрогнуло, а в его глазах, охваченных приступом недоумения, я прочёл: «Маэстро, сегодня мы празднуем Хануку, а вы тут с этим Клементи…»

Я виновато улыбнулся, прикрыл крышку рояля, а гостья, торопливо попрощавшись с присутствующими, вновь взяла меня под руку, и мы направилась к стоящему во дворе чёрному автомобилю.

Я спросил:

– Как вам наше веселье? Понравилось?

– Да, – вполголоса проговорила женщина, – весёлый кошмар.

Я обернулся на доктора. Тот растерянно глядел нам вслед. Я помахал ему свободной рукой. Доктор открыл рот. И снова закрыл.

На заднем сиденье автомобиля восседал (я увидел) Цицерон(а).

– Вы прихватили его с собой? – удивился я.

– Цицерон в курсе, – сказала женщина. – Он знает…

– О чём он знает?

– Обо всём.

Я оглянулся на Цицерона.

Тот отвернулся.

– А меня вы, кажется, похитили?

Женщина не ответила.

– Зачем?

Женщина молчала.

– Что-нибудь случилось?

Женщина потрогала на шее ожерелье и сказала:

– Кажется, меня больше нет.

– Где вас нет?

– Думаю, что нигде.

Я снова взглянул на Цицерона.