Николай Агафонов - Свет золотой луны (сборник)

Пожилая санитарка, сидевшая возле ее кровати, отложила спицы с вязаньем и прислушалась. Не разобрав, что шепчет раненая, она встала и торопливо вышла из палаты.

Анна вновь услышала голоса и наконец решилась открыть глаза. Прямо над собою увидела склоненное лицо подполковника медицинской службы Смышлянского.

«Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех», – мысленно произнесла Анна окончание прокимна, но губы при этом у нее дрогнули. Смышлянский подумал, что она собирается заговорить, и испуганно замахал рукой:

– Не разговаривайте, Анна Александровна, не надо! Лежите спокойно.

По щекам Анны потекли слезы, исчезая в бинтах, тугой повязкой обрамлявших лицо.

– Ну что вы, голубушка? Теперь-то чего? – пробормотал в растерянности доктор и обернулся к санитарке: – Надежда Ивановна, два кубика, пожалуйста, и можно дать теплой водички.

После укола и нескольких глотков воды Анна заснула. Когда проснулась, было уже утро. На побеленном потолке палаты играли солнечные блики. Она вспомнила, как ее старенькая няня, Анисия Егоровна, уверяла их с сестрой Олей, что это не солнечные зайчики, как их обычно называли, а свет, исходящий от Ангелов, когда они прилетают в чей-нибудь дом.

Снег лежал везде. На тротуаре, на крышах соседних домов, на деревьях. На попоне, прикрывавшей спину понурой кобылки, запряженной в сани. На картузе и сутулых плечах кучера, что ожидал седока напротив их дома. Даже пышные усы и борода извозчика были покрыты инеем.

Сестренки Берестовы, Оля шести и Аня пяти лет, уткнулись разгоряченными лбами в холодное оконное стекло. Ямщик дремал. Смешной кучер, как можно дремать на морозе? А может, он не кучер, а Дед Мороз? Оля и Аня прыснули смехом от такого нелепого предположения. Этого ямщика они видели много раз и раньше. Но где же тогда Дед Мороз? До того как прилипнуть к окну, они с визгом и хохотом носились по залу. Их мама, Анастасия Аркадьевна, вместе с горничной Полиной наряжала елку. Вначале девочки тоже помогали взрослым, пока можно было вешать игрушки на нижние ветки. Потом начали шалить. Анастасия Аркадьевна прикрикнула на них, а когда сестры присмирели, предложила им подойти к окну и попросить у Деда Мороза подарков на Рождество.

В доме Александра Всеволодовича Берестова, директора мужской классической гимназии, как и во всех прочих домах уездного города Кузьминска, готовились к встрече Рождества и нового, 1906 года. Менялись ковры и портьеры во всем доме. Этот ритуал неизменно совершался к Рождеству и Пасхе, чтобы подчеркнуть особую торжественность события. Дом действительно словно преображался, но Александр Всеволодович каждый раз подтрунивал над этим обычаем, называя его купеческим. Его супруга, Анастасия Аркадьевна, уязвленная иронией мужа, в долгу не оставалась:

– Милый мой, у тебя кругозор уездного дворянина. А между прочим, в Петербурге, в домах аристократов, к Рождеству и Пасхе тоже настилают праздничные ковры и меняют портьеры.

Анастасия Аркадьевна, дочь отставного полковника от инфантерии, получила образование в Петербургском пансионе благородных девиц. Она так никогда и не смирилась с пребыванием в глухой провинции и считала свою жизнь загубленной. Если она о чем-то беседовала с приходившими к ним гостями, то всякий раз поворачивала разговор к воспоминаниям о Петербурге. Александр Всеволодович и в этом случае не отказывал себе в удовольствии беззлобно подшучивать над столичной ностальгией супруги. К разладу в семье эти взаимные колкости не приводили, а лишь повышали тонус общего настроения.

Оля обернулась от окна:

– Мама, там нет Деда Мороза, только кучер один.

– А вы крикните, Дед Мороз вас и услышит, – заверила девочек Анастасия Аркадьевна.

– Дедушка Мороз, мне куклу!

– И мне куклу!

– Хитренькая, я первая крикнула!

– Ну и что? Зато я громче.

Все закончилось очередной ссорой, и сестренки с плачем разошлись по разным комнатам.

Но, как гласит русская поговорка, «вместе тошно, а врозь скучно», и вскоре девочки, позабыв обо всех огорчениях, побежали на кухню посмотреть, что там готовит к празднику Агафья Федоровна.

Кухарка, вручив им по пирожку, тут же выпроводила, чтоб не мешали. Ох и вкусные пирожки у Агафьи – ароматная сладкая начинка и хрустящая корочка!

Сестры побежали к своей няне, Анисии Егоровне. Ее небольшая комната находилась как раз между кухней и лестницей, ведущей на второй этаж. У одной стены располагалась деревянная кровать, у другой – огромный сундук. Между кроватью и сундуком – маленькое оконце, выходившее на глухой двор, и потому в комнате всегда стоял полумрак. Но девочкам убогая каморка их доброй няни, где было много икон и разноцветных лампад, очень нравилась. Лики святых в мерцающем свете лампад казались живыми. Когда няня по-крестьянски молилась: «Святые угоднички Божии, молитесь о нас, грешных», сестры становились рядом на колени и тоже усердно отбивали поклоны.