Иван Алексеев - Повести Ильи Ильича. Часть третья

После его выступления сам Николай Иванович захотел, чтобы его побыстрее исключили и из комсомола, и из этого глубокомудрого института. Однако процедура затянулась. Пришлось повторять ребятам свой рассказ и об отношении к спорту, и о выданном ему спортивном костюме, и о просьбе его заменить, и о том, как он честно предупреждал, что не хочет выглядеть пугалом и не пойдет. А потом целый час слушать оживившуюся дискуссию, в которой парни из соседнего отдела свели разговор к сложившейся ненормальной практике отношений между начальниками и гражданскими молодыми специалистами. В итоге его не исключили и не помогли тем самым избежать службы, хотя замполит и пообещал на прощание в этом поспособствовать.

Кадрировавшись, Волин оказался в другом управлении института и редко встречал замполита, а когда встречал, на душе становилось нехорошо, как будто он его обманул. Он даже поделился этим с тещей, сказав, что чувствует себя игроком, знавшим выигрышный ход, и что это нечестно по отношению к людям, соблюдавшим правила игры. «Не мы придумали эти правила, – ответила ему теща. – И никогда я в их игры не играла. Я эту обманку всегда старалась обойти, чего и тебе советую. Этот замполит сам дурак. Захотел покрасоваться перед пацанами и девками. Таким деятелям только дай волю. А так даже хорошо получилось, что он обделался. Дали ему понять, что нет за ним никого. А если не понимает, то это его дело. Ты за него не переживай. Ты свою жизнь строй. Не вечно же тебе помогать будем, как ты думаешь?»

Теща Волина умерла три месяца назад. За год перед этим случилось в их семье сразу две смерти. Отмучилась раком старшая сестра Нины, а следом за ней ушел на рыбалку и не вернулся тесть.

Свояченица жила на благословенном Черноморском побережье Кавказа и была очень гостеприимна. В ее семье каждый год гостили и Волины, и даже его родители, а уж теща с тестей не по одному разу. Сгорела она за год, успев с маминой помощью пройти все обязательные и лучшие медицинские процедуры, от каждой из которых ей становилось только хуже. Когда она умерла, теща очень винилась, что доверилась своим друзьям и не послушала местного врача-умника, который предсказал все, что случилось, советуя оставить дочь с семьей и дать ей возможность медленно угасать, обещая не меньше трех лет жизни. Теща просила семью простить ее и еще просила поплакать тестя, а у того дергались уголки губ и дрожали руки, но глаза моргали без слез.

Никогда до смерти дочери теща не показывала, как любит мужа. Волину часто даже неловко было слышать, как она иронизирует над его увлечениями. Над странной сказочной речью, которой он вдруг мог заговорить, хитро смотря в глаза. Какими-то музыкальными забытыми словами, красивыми, неотмирными. Или над бородой и длинными волосами, которые он отпустил, и которые теще очень не нравились. Она и прикрикивала на него частенько и укоряла, что перестал помогать ей по хозяйству. А тесть только улыбался в ответ и переводил все в шутку. И только, когда тесть умер, Волин понял, как она его любила. Не умела она по-другому выказывать свою любовь.

Она плакала на его похоронах, но, не изменяя себе, продолжала хлопотать. А уже после сорока дней вдруг пошла в больницу. За всю совместную с Ниной жизнь Волин не помнил, чтобы теща брала больничный лист. И даже когда она зачастила в поликлинику с анализами, а потом Нина настороженно сказала, что у мамы диабет, не очень тревожился. Он знал многих живущих с диабетом. Режим, диета, таблетки – ничего страшного. Хотя, конечно, как-то странно все у них шло, одна неприятность за другой.

Все думы эти и воспоминания, теребящие Николая Ивановича, нисколько не мешали его работе. Он разговаривал с сотрудниками в комнате, бил по клавишам клавиатуры, оттачивая выводы очередного отчета, и несколько раз звонил домой двум дедам-профессорам, которые уже плохо ходили и которых беспокоили только в исключительных случаях, когда не набирался кворум для заседания диссертационного совета.

Волин третью неделю исполнял обязанности ученого секретаря. Настоящий секретарь, уезжая в санаторий, воспользовался умением психологически обрабатывать людей в свою пользу. Выбрав Николая Ивановича, он несколько раз по-свойски обрисовал ему текущие умолчания и возможные опасности, поджидающие совет, и так образно, что человек с воображением просто обязан был поверить, что только от его работоспособности и порядочности будет зависеть, оказаться секретарской голове после отпуска на плахе или нет. «На экспертный совет не езди, как-нибудь оправдаемся, я сам потом съезжу», – позаботился он о нем напоследок, делясь важностью собственных дел. И даже передернулся лицом, когда Волин ему ответил, что не видит в его делах ничего страшного, все они будут переделаны, так что пусть спокойно отдыхает.