Михаил Армалинский - Максимализмы (сборник)

То, что женщины смиряются с постоянными и нескончаемыми очередями в женские туалеты, по-видимому, не случайно, потому что добиться увеличения площади женских туалетов при постройке общественных зданий женщины могли бы значительно легче, чем права на голосование, наказаний мужчин за сексуальные домогательства и пр.

Нет, стоя в очереди в туалет, женщины демонстрируют мужчинам свои физиологические нужды, что запрещено моралью делать публично, а здесь – радостное исключение. Женщины радостно срывают с себя романтический ореол, мешающий многим мужчинам брать их за вымя. Таким образом, стояние в очереди в женский туалет уподобляется ношению глубокого декольте, миниюбок или просто задиранию юбок – ещё один способ привлечения к себе сексуального внимания мужчин.

Я обратил внимание, что сексуальные нравы человека, с точки зрения верности одному партнёру или предпочтения параллельного разнообразия партнёров, отражаются на том, любит ли человек читать одну книгу с начала до конца, ни в коем случае не отвлекаясь на другую пока её не закончит, или человек любит читать несколько книг одновременно, не заботясь о прочтении каждой до конца. Причём наблюдение это справедливо как для мужчин, так и для женщин.

Аналогию можно продолжить: люди, которые любят перечитывать книги, склонны возвращаться к партнёру, с которым расстались.

Внимательная и раздумчивая манера прочтения книги говорит о человеке, который и в сексе будет не спеша обстоятельно заниматься наслаждением. Ну и так далее.

Однако, в этой книжной аналогии надо вовремя остановиться, ибо не следует заключать, что многие представители молодёжи, которые вообще книг не читают, мол, лишены всякой половой жизни. Здесь может быть всё наоборот – им не до книг, ибо сплошная ебля.

У Лермонтова имеется недурной стих, который в то же время является милым непристоем. Однако народ настолько затюкали высокоморальной интерпретацией этих строк, что люди ослепли и не видят очевидного. Напомню:

Вот что пишут профессиональные мудозвоны:

речь… связана с романтическим мироощущением, в котором важное место занимало внимание к звукам природы, поиски скрытого за внешним проявлением подлинного смысла звуков речи…

Все затормаживаются на первой строфе и от резкой остановки ошарашенно недоумевают: «Что бы эти речи значили?» Придётся разжевать и в рот положить. (Кто сказал: «В рот!»? – Прошу не выражаться при непорочных! [6])

Поясняю не построчно (слишком жирно будет), а построфно.

Итак – Лермонтов пишет о бабе, которая изволит кокетничать, а потому её речи либо темны (темнит: даст – не даст), либо ничтожны (потому что дура, ибо кокетничает). Но поскольку эта баба смазливая и вроде всё-таки собирается дать, то даже этой её чепухе внимать без волненья невозможно. А теперь, прозревая, читайте:

Ну как? Дошло? Пойдём дальше.

Что бы эта баба ни говорила, каждое её слово (звук) заставляет думать Михаила Юрьевича о ебле (в литературном изложении – о «безумстве желанья»), а также о неизбежном разбегании в стороны, когда уже уёбся («слёзы разлуки») и о новом сбегании для того же дела («трепет свиданья»).

Следующая безграмотная строфа сетует о том, что вездесущее слово о ебле, которое «из пламя и света» (а надо бы «из пламени и света», на что Лермонтову и без меня указывали), так вот это светлопламенное слово народ воспринять не может. Что да, то да – еби втихаря, а то народу завидно станет.

Народ-то не воспринимает, а вот Лермонтов это слово, как призыв к ебле, мгновенно услышит, где бы он ни находился – в церкви или в бою.