Вадим Норд - Ошибка юной Анны

«Что за бред?! – рассердился на себя Александр. – Демагогия чистейшей воды, да еще и на социологическом фундаменте. Так, чего доброго, дойдет до какой-нибудь псевдонаучной «теории доктора Берга». А что? Лиха беда начало – тронешься умом и начнешь деградировать, набирая обороты…»

Вернувшись в номер, Александр понял три вещи: первое – он никогда не позвонит Августе и не станет искать с ней встречи. И каких-либо «почв» для сближения создавать тоже не станет. Это было бы неправильно и неуважительно по отношению к ней самой. Пауза – это ее решение, и Александр обязан его уважать. Да и не будет толку в проявлении инициативы с его стороны, ведь Августа и так понимает, что он только «за», тысячу раз «за».

Второе. Пауза – это пауза. Она ничего не отменяет, ничего не перечеркивает. Она не лишает надежды, и поэтому надо радоваться тому, что не случилось чего-то худшего, то есть окончательного разрыва отношений. Отсюда вывод – надо ждать и надеяться.

Третье. Просто невозможно дольше оставаться одному в номере, где совсем недавно они с Августой любили друг друга. Просто невозможно дольше оставаться в Питере. Пора уезжать. Отъезд означает, что Александр все понял, все принял и что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Сожалеть можно, унывать нельзя. Недаром же уныние считается смертным грехом. Так нечего сидеть на руинах своего счастья и упиваться горечью воспоминаний. Надо действовать…

Ради того, чтобы уехать домой поскорее, Александр был готов даже на такое несвойственное ему действие, как подкуп проводников. Но повезло (в чем-то же должно везти) – билеты в кассе были, причем на выбор. Сидячие места, плацкарт, купе, люкс… Александру даже ждать на вокзале не пришлось, он купил билет в люкс (чем меньше попутчиков, тем лучше) и сразу сел в поезд. Повезло и в том, что в купе ехал один, второе место оставалось незанятым до самой Москвы. Никто не мешал думать.

Думать в поездах и прочих видах транспорта хорошо. Сочетание мыслительной деятельности с одновременным перемещением в пространстве действует успокаивающе, даже если приходится думать о чем-то плохом. Движение – это жизнь, недаром древние римляне говорили «Via est vita» [40]. Движение – это действие. Движение – это перемены. Движение прозрачно намекает на то, что все еще может измениться, что все еще непременно изменится… «Будет так, будет так, будет…» – повторяют колеса, и невольно хочется им верить, ведь всегда хочется верить в хорошее.

В поезде ситуация виделась уже не столь угнетающей. Александр некоторое время злился на себя. Сам же виноват, не углядел вовремя чего-то важного, недопонял, недосказал… Доказав себе самому, что сейчас он уже ничего изменить не может, все дело за Августой, ей решать, захочет она продолжать их отношения или нет, Александр заставил себя думать о приятном. Он думал о том, сколько радости внесла в его жизнь Августа, и чувство обиды, колючкой засевшее глубоко в душе, сменилось чувством признательности. Пусть сейчас в их отношениях пауза, все равно так, как случилось, лучше, чем если бы они никогда не встретились. Случившегося не изменить, случившегося не отнять, случившееся невозможно забыть, да и стоит ли забывать вообще что-либо, ведь, забывая, мы лишаемся частицы своего жизненного опыта. Наверное, забывать нельзя ничего, просто что-то стоит вспоминать пореже, а что-то почаще.

Вдруг захотелось написать Августе письмо. Внезапно вспыхнувшее желание было настолько сильным, что сопротивляться ему было невозможно. Но и нарушать предложенный Августой уговор тоже было нельзя. Предложенный? Как бы не так! Навязанный – вот самое правильное слово, но названия ничего не меняют. Немного поборовшись с собой, Александр разрешил себе писать Августе письма, но запретил их отправлять. Можно писать их, хранить, перечитывать, но не отправлять, ни в коем случае не отправлять! Возможно, что потом захочется рассказать ей об этих письмах. Возможно, что она захочет их прочесть. Возможно, что у Александра не будет шанса рассказать о письмах Августе. Вдруг они больше никогда не увидятся? Но если тебе хочется писать письма, то ведь ты делаешь это для себя самого, разве не так? Хочешь – так бери и пиши. Если Августа их не прочтет – так тому и быть. Может, еще на целую книжку наберется этих писем и когда-нибудь захочется их издать. У кого там были «Стансы к Августе»? «Старые» у Байрона, а новые – у Бродского. А у Берга будут «Письма к Августе». Поток личного сознательного и бессознательного…