Роман Волков: Моя снежная мечта, или Как стать победительницей

Он снова развернулся и вслушался. Звук повторился, но сейчас стало понятно, что это детский плач. Охотник сорвал рюкзак, бросил на землю и, не выпуская винтовки из руки, подбежал к разрушенным избушкам. Плач раздавался откуда-то из глубины, был он какой-то приглушенный. Протопав по головешкам, Егор Иванович добрался до огромной закопченной печки, резко сорвал заслонку и бросил ее на снег.

Из черного отверстия на него выглянула, щурясь от сверкающего на солнце снега, девочка лет четырех. Она была вся взъерошенная, черная от сажи, как негритенок, только слезы проделали белые ручейки на щеках.

– Ты что ж это?.. – забормотал охотник, вытаскивая девочку из печки. Она сразу вцепилась в него и перестала плакать.

– А где родители твои? Где все?

– Люди плохие приезжали… На больших машинах… стреляли… не из винтовок, а так тра-та-та… такие штуки горящие бросали… и такие, которые бабахали потом… Пожар был… огонь… – шептала девочка. – Все сгорело… я в печке спряталась… папка тушить побежал… С винтовкой… Мамка тоже… Дядя Саша…

– Что за чертовщина… – подумал Егор Иванович. Он слышал о том, что браконьеры нападали на охотничьи заимки, убивали всех подряд и забирали охотничьи трофеи, оставляя после себя только пепелище. Но сам впервые увидел такую разоренную деревню, где в живых остался лишь один ребенок.

– И что же мне с тобой делать? – спросил он девочку.

– Не бросай меня…

– Да куда ж тебя бросить…

Охотник напоил и накормил девочку, закутал ее в спальник и порченые шкурки, посадил в рюкзак и двинулся в лес. Под тяжестью двух тел лыжи начали глубоко проваливаться в снег, скорость хода замедлилась.

«Ну и куда ее? – думал Егор Иванович, слыша за спиной посапывание девочки. – До дома я ее не доволоку. Да и зачем? Детей не люблю. Заниматься с ней не буду. Старуха моя – тоже. Нет, надо сделать по закону. Сообщу в милицию, пусть разбираются. Я человек маленький».

Он поменял направление и через полдня добрался до трассы, а еще через полчаса уже мчался по направлению к городу в кабине большегрузной фуры, держа спящую девочку на коленях.

Девочка проснулась, пыталась заговорить с охотником, но тот упрямо молчал, отворачивая голову в сторону.

«Время я теряю, – размышлял он. – По-человечески поступил: спас девочку. Теперь пусть государство ей помогает. Может, родственников найдет. Может, еще чего. Я-то ей кто? Никто».

Когда Тобуроков передал ее усатому капитану милиции, девочка снова заплакала. Она уже привыкла к запаху его куртки, такому же знакомому, как и у отца, который куда-то пропал, но обязательно скоро найдется…

На все попытки выяснить хотя бы ее имя девочка молчала. Ей не нравился этот капитан милиции и его усы, и неуютна была ей вся эта казенная обстановка кабинета, отделения, вообще всего райцентра. Где ее лес, где ее папа, где дядя-охотник, который должен был пойти искать папу, а вместо этого привез сюда…

Капитану тоже недосуг было долго с ней возиться. Свои проблемы есть, в конце концов. Раскрываемость по району падает, отчетность ни к черту, эта мелочь чумазая статистику тоже не улучшает. А жена потом дома пилит, что надо было за Ваську Петровичева выходить, он уже вон в самом Зеленограде начальник паспортного стола, а она тут с ним так и умрет в тоске в райцентре.

«Да ну ее правда, – подумал капитан, глядя на упорно молчащую и смотрящую исподлобья девочку, – отвезу ее в больницу, пусть сами в детдом сдают. А, не, паспортисткам сначала, пусть документ выпишут на имя Зоя, Зоя Дубова пусть будет, лесной подарочек, тоже мне».

Капитан толкнул дверь кабинета паспортного стола:

– Привет, девочки! Кому подарок?

– Привет, подарок?! – защебетали «девочки» от сорока до пятидесяти в густом макияже и излишне нарядных платьях. Было очевидно, что, кроме работы, в этом райцентре ходить особо некуда.

– Да Тобуроков из леса подсуропил. Наткнулся на пепелище. Деревня там, оказывается, была охотничья. Пожгли всю к псам, – капитан прибавил крепкое слово и махнул рукой для большего драматизма, видя, как «девочки» внимательно его слушают. Не то что жена Ленка.

– Так это кто у тебя там? Собака, что ли? – спросила дама в летах высоким по-детски голосом.

– Да, Катя, как же! Попер бы Тобуроков собаку от большой любви ко мне и к животным! Девка это!

Он посадил сверток на стул и скинул с него одеяло и шкурки охотника. Паспортистки увидели очень грустную, настороженную и насупленную девочку лет четырех.