Гвейн Гамильтон - Моя жизнь с русскими. Или Свой среди чужих

И мы искали часа полтора и не могли эти козлиные бороды найти. Она ушла очень расстроенная и недовольная мной. Подозревала, что я их продал и пропил. Я тоже очень расстроился – не хотел ее волновать. И решил пойти купить новые, небось, у нее с деньгами туговато, а мне что, жалко что ли?

На работе я спросил у русских, где мне их лучше купить, а они мне говорили: «Какие там четырехлитровые банки?! Таких нету, че ты несешь? Двух– есть, и трех-, даже пяти-… А четырех-? Бред какой!»

Вот и не купил.

Другой раз открывается дверь.

Заходит, просит о помощи:

– Товарищ, помогите, пожалуйста, я не успеваю, я готовлю ужин и не хватает колбаски. Выручите, пожалуйста, сбегайте в лавку мясную, купите мне твердокопченую и мягкокопченую, будьте добры, а?

Я сбегал, но надо мной издевались людишки в лавке.

– Твердокопче-че? Мягко? Кто тебя послал сюда, кто тебя так научил говорить, мальчик?

Не хотел ее выставлять на высмеивание.

– Свои, – говорю.

Смеялись, издевались. Обидно стало. Убежал в другую лавку и купил сырокопченую и вареную. Отнес ей.

Другой раз прихожу домой и сам открываю дверь – она сидит на диване и телик смотрит.

– Я была в районе и решила заглянуть, узнать, как дела.

Хотелось возразить, что она всегда в районе, потому что живет в соседнем подъезде, но сдержался.

– Шла домой и устала, надо было присесть. А вот, оказывается, идет такая прикольная передача, вы не смотрите?

Может быть выражение на моем лице что-то ей говорило, потому что привстала и приготовилась уйти, но вдруг, похоже, вспомнила какой-то повод остаться и спросила: «Знаете, товарищ, я вообще-то по делу, мне очень нужно найти книгу, классику русской литературы, может слыхали о писателе мировой известности, Ф. М. Достоевском?»

Я готов был простить все ее грехи. Но когда я начал говорить о Достоевском, она скрючила личико в выражении недовольства.

– Знаете, товарищ, это, впрочем, слишком типично – все иностранцы о нем знают – знали бы чего-то еще. Приезжают сюда и любят Достоевского, какая скука. Все вы одинаковы, знаете? А он, между прочем, слишком циничный и тяжелый. Хотите книгу читать, лучше читайте Швейка, вот веселенькие приключения, не то что Достоевский.

И мы, наконец, поссорились. Лопнуло терпение, когда она начала поносить Достоевского.

– Вы должны радоваться, – говорю, – а не поноситься, – говорю. – Радоваться надобно, что именно такие к вам и приезжают иностранцы. А то могли бы и приехать другие, менее такие интеллигентные.

– Да, только этого не хватало! – кричит она, – будто и не хватает своих нытиков интеллигентов! Еще и надо импортировать из-за рубежа! Скажу тебе вот что, мальчик, в России нет места для интеллигентов.

На этом ссора и кончилась – сама угасла так же быстро, как и вспыхнула. Не знаю, какие там были истинные причины криков, может, устали, бывает же – ссоришься и понимаешь, что глупость.

Уехал я в конце концов из этой квартиры. Переселился туда один мой друг, американец. Не говорил по-русски совсем, и все было нормально. Говорил, что она первое время приходила часто, а потом перестала.

Если надо почему-то с людьми знакомиться, я советую это делать с британцами. Такие, в основном, правильные, легкие в общении, приятные наедине и в больших группах. И Бэн был таким. Высокий, улыбчивый, в очках, с британским чувством вины перед всеми. До грани нервного срыва любил русскую культуру – как идею. Так сильно ее любил, что выработался такой у него нервный тик – каждые несколько минут смотрел на шикарные часы, которые подарил отец до отъезда.

Я обрадовался, встретив его. Говорили мы практически на одном языке. Слушали практически одинаковую музыку. И так далее. Стало немножко легче в чужой среде.

Профессор русского языка, который обучал Бэна, увидев у него экстремальное возбуждение по поводу культуры, считал важным предупредить его перед отъездом: не ожидай многого от России – и ты не разочаруешься сразу. Кроме этой фразы, больше из своих курсов Бэн ничего не помнил.

Не знаю, что видели во мне, но считали важным обучить выражению, единственному, которое я запомнил, и которое впоследствии очень пригодилось: «Вы не выходите на следующей?»

Вот с этими двумя предложениями мы вступили в новую среду обитания, чтобы вместе все разузнать. Гуляли вечером. Объяснил он мне, какие у него были две цели в жизни: найти девушку с грустными глазами, которая любит русский язык так же безнадежно и неумело, как он, и прочитать Робинзона Крузо на русском языке. У меня подобные цели тоже были, только немножко отличались в деталях.