Алексей Ефимов: C-dur

– У меня времени много, – сказал Саша с улыбкой. – Я никуда не спешу.

– Бабушка говорить: поспешишь – людей наспешишь.

– Насмешишь.

– Точно! Как вам Париж? Я знаю, он самый красивый город. Он дал мне жизнь. Я хотел прыгать здесь. Несчастный любовь. Но смотрел сверху Париж – и стал любить жизнь. Не прыгал. Сорок лет жив и каждый год здесь. Если умру, не буду. А вы? Тоже любить Париж? Тоже любить жизнь?

Саша смотрел в выцветшие голубые глаза и чувствовал, как теплый свет этих глаз и мягкой стариковской улыбки греет его изнутри.

– Да, – просто сказал он. – Я люблю жизнь. Жизнь и Париж.

– Город, где любят!

Описывая в воздухе полукруг, сухая рука прошлась по линии темного горизонта.

Саша проследил за рукой.

Он хотел что-то сказать милому старичку, но того и след простыл. Его место заняла полная женщина с видеокамерой наперевес, что-то лопочущая по-итальянски длинноволосому щуплому спутнику.

Дедушка испарился.

Оглянувшись по сторонам, Саша поискал взглядом сухую фигуру в майке и шортах.

Наваждение.

Может, приснился ему этот старик? Причудился? Майка «The way to glory», выцветшие голубые глаза, морщинистое лицо, ломаный русский, история несостоявшегося прыжка с Эйфелевой башни.

Серафим Винслоу. Был ли он?

Озадаченный, Саша облокотился о парапет и посмотрел вдаль. Слова старика, такие сильные, настоящие – звучали в его голове. В этих словах – истина, самая суть жизни. Все остальное значения не имеет.

Есть свет. Есть цель. Есть любовь. Впереди многие годы. Будущее, данное каждому для того, чтобы исправить ошибки прошлого.

Есть смысл жить дальше.

Вспоминая лицо Моисеева в тот миг, когда он услышал о том, что его требования будут удовлетворены, Саша мысленно улыбался. Раз за разом возвращаясь туда, в то мгновение, он чувствовал силу, радость, свободу, а главное – превосходство над мелким созданием с большими амбициями, остолбеневшим от неожиданности. Надо же – наваливался Витя на запертые ворота, тужился изо всех сил, строил коварные планы, с подкупом и прочими хитростями, – и вдруг ворота сами открылись. И не посыпались стрелы. И не выскочили обороняющиеся с мечами. Можно входить. Кажется, путь свободен.

Нет. Так не бывает. Здесь какой-то подвох. Здесь западня. Враг тоже коварен.

Недоверчиво вглядываясь в компаньона, Виктор пытался понять, что, собственно говоря, происходит, а тот, свободно откинувшись в кресле, был спокоен, расслаблен и наблюдал за человеком как бы разумным. Как все-таки интересно. Дивный образчик. Приподнимая брови, он не сводит глаз с визави. Он откидывается в кресле, отзеркаливая собеседника (делает это медленно, чувствуется напряжение), сцепляет пальцы в замок, ставит локти на подлокотники – и после этого, чуть оттянув в сторону уголок губ, произносит:

– Саша, я что-то не понял. Ты поддерживаешь проект ?

– При определенных условиях. Первое – ты прекращаешь мутить воду и искать обходные пути. Второе – ты закрываешь тему о смене генерального директора. Третье – мы увольняем Белявского. И – четвертое, самое главное…

Виктор подался вперед.

– … Я ищу покупателя акций, – Саша закончил. – Мы расстаемся. Вот такие условия. Если не принимаешь – продолжим войну, но в этом случае все проиграют. Дать время подумать?

– Нет. Я согласен. Даже по последнему пункту. Но у меня тоже условие – сначала ты предложишь акции мне. Договорились?

– По рыночной стоимости.

– Само собой, это же бизнес. Но мне кажется, у меня есть моральное право на скидку. Так? Мы строили все с нуля, мне дорог здесь каждый кирпичик, и я не хотел бы, чтобы кто-то пришел с улицы и стал здесь хозяйничать. Или тебе все равно, кому продавать – лишь бы побольше дали?

– Мне – нет. Цену обсудим.

– И сроки. Мне нужен кредит под залог ценных бумаг, а это, сам, понимаешь, не быстро.

– К Толе Пучкову сходи, он не откажет.

Виктора покоробило.

– Саша, ты умеешь поднять настроение.

– Он изменился, с ним приятно общаться.

– Может быть. Все мы меняемся.

– Ты не изменился нисколько.

– Вот и поговорили, – Виктор кривенько ухмыльнулся. – Что же, Саша, это правильное решение. Мы партнеры. Мы столько лет были вместе, а ты чуть было все не испортил. Расстанемся по-человечьи, и дело с концом.

– Да, Витя, чуть не забыл. Есть еще одна просьба. Убери свою шлюшку. Не хочу видеть ее в приемной – пока я здесь.

Виктор натянуто рассмеялся, с гроздью искусственных ноток.