Игорь Савельев - Zевс

– Слушай, надо отметить наши гастроли!

С Кириллом вдруг что-то случилось.

Такой спокойный, рассудительный – «сверхчеловек» даже в самых сложных ситуациях, – он вдруг вцепился в руку Леши, с лихорадочным взглядом, и почти умолял – предлагал немедленно выпить.

И все так взволнованно, спешно, как будто речь шла о чем-то неотложном, и тут же поволок изумленного Леху к каким-то полночным палаткам, редко разбросанным по зоне прибытия. Леша не настаивал ни на каком «отмечании», но с любопытством наблюдал за этим странным жестом: так торопливо (быстрей, пока не приехали!). Кир выбирал чекушку коньяка. У продавщицы не было сдачи с пятитысячной купюры. Точнее, не было мелочи, и надо было (по ее же лукавым советам) набрать на тысячу. Кирилл остервенело – он не сдавался! – хватал что попало; какой-то дорогущий пакет сока, который потом сразу и выбросил; пачку самых дорогих сигарет – разноцветных, «Собрание» – которые тут же подарил Лехе… Быстрее. Быстрее. Леша тихо удивлялся. Остервенело Кир сворачивал шею коньяку; отойдя куда-то в пустынный угол зала, к модерновым багажным тележкам, они принялись торопливо глотать теплую горечь, передавая бутылку друг другу, как у конвейера; как школьники в антракте – в сортире театра. Чекушка небольшая, но – в таком темпе и на двоих – и этого много.

Даже Леше было не по себе. Посмотрев почти случайно в сторону, он увидел группу ментов, которые болтали со стюардессами, что ли. (Черт возьми, все здесь в форме, не разберешь.) Леша отметил про себя, что на них глянули. Черт, это же не Париж – запоздало подумал он; и точно, одна из стюардесс незаметно сделала знак – уходите.

Дважды намекать не пришлось. Леша утащил Кирилла на улицу, в ослепленную прожекторами ночь, в холод, к таксистам настойчивым. Там они забурились куда-то в уголок, возле урн… Действительно, холодно. Пар валил изо рта, красиво подсвечиваясь мощными лампами. Коньяк, впрочем, не давал замерзнуть.

– А что за буря тут была? – интересовался Леша у таксистов.

– Какая буря?! Не было никакой бури…

Пили молча. Им будто нечего было сказать друг другу, или они знали все друг о друге.

Нервозная обстановка: машины приехали. Киру позвонила Яна, а шеф еще раньше скинул Леше эсэмэску – с тем, у какого выхода припарковался. Шеф в очередной раз позвал Леху в свою компанию, но на сей раз не в купеческий ресторан, а на рыбалку на какую-то турбазу… В область ли, в Тверскую ли область… Окрестностей Москвы Леша так и не изучил; шеф как-то подгадал только, чтобы двинуть туда через аэропорт и подобрать его.

Коньяка оставалась едва ли не половина. Леша думал, что тем безумное празднование (непонятно чего) и ограничится, и даже взялся за сумку, но Кир сказал, неожиданно серьезно:

– Нет. Мы должны допить. До конца.

И продолжали, давясь. Жизнь ускоряла ход.

Прожектора и так превращали все в сцену, а появление зрителей в машинах, перед которыми надо обменяться прощальными объятьями, и вовсе придавало происходящему оттенок безумия. На них глядели автомобили, на стометровом киноэкране, меж звезд обильных. Шеф ржет как мерин. Изнемогают, хотят машины. Невыносимо. Невыносимо.

Наконец-то этот коньяк закончился. Быстрее, быстрее, выбросив звонкую бутылку похватали багаж за ледяные ручки и побежали разыскивать, кто – где.

«Хаммер», ожидавший Лешу, нашелся первым. Шеф подмигнул фарами. Леха сначала протянул пятерню в темный салон, где состоялось размашистое рукопожатие, потом уже повернулся к Киру:

– Ну что… Пиши-звони…

Никогда не знаешь, что сказать напоследок.

– До встречи в эфире, да.

«Хаммер» круто набирал скорость, будто готовясь взлететь; Леша, отнимая от стенки ремень, почему-то улыбался – огни бежали и бежали, стелясь отражением в отполированном стекле, – и подумал, что был слишком жесток, пожалуй. «Сверхчеловек» все равно победит. Потому что он – из породы победителей. И надо только желать ему этой победы. «Хаммер» уносился, и задние фары долго еще не сходили со сцены – богатой россыпью давленой и недавленой ягоды.

Кириллу же не пришлось соваться для приветствия в темноту салона: Яна сама ловко выскочила с водительского места, зачем-то даже схватилась за ручку чемодана, прежде чем они обнялись и поцеловались; Кирилл долго стоял, прижимая ее к себе, с волнением ощущая живот через ее пальто и собственную куртку; затопленный нежностью до самых глаз, он погладил этот живот.

– Он стал больше, да, – засмеялась Яна, и они снова поцеловались.