Лёля Графоманская - Что написано пером (сборник)

Это именно подруга, поскольку я не могу себе представить, как можно, не вынимая весла из воды, уговорить огромную, длинную просто лодку, входить в повороты шириной не больше трех метров под прямым углом, не задев при этом ни одного камушка и не шелохнув пассажиров! А подруга пойдет и не на такое… Гондольеро стоял, слегка прислоняясь плечом прямо к четырнадцатому или пятнадцатому веку, и светло встречал взглядом всех переходящих мост в его направлении. На выпуклой полосатой груди скрестил мускулистые руки и отставил ногу точно так же, как Давид у Микеланджело. Черные брюки такого покроя и так сидят – ничего лишнего ни в стиле, ни в границах – абсолютное чутье на «тютелька-в-тютельку»! Я сразу поняла, что сейчас поплыву. Договорились о цене, уселись, отчалили.

– Сеньора, какая у вас красивая дочка (bella bambina)!

– Грацие! (…Ага, ей ещенет десяти лет, а мама уже потерялась на фоне…).

Плывем… Гондольеро рассказывает. Справа здание суда. Ой, какое заплесневелое! Сын сказал: «Теперь я понимаю, что такое страшный суд!».

Плывем… Вот дом, который продается, но никто его не хочет покупать, потому что все его прежние владельцы умерли не своей смертью. Согласна, это неприятно почти так же, как жить не своей жизнью… Сворачиваем в интимные и очень узкие каналы, подруга не сопротивляется гондольеро. С ним она на все согласна. Оборачиваюсь и фотографирую нашего парня. Хотела бы я видеть выражение собственного лица в этот миг…

– Синьора, вы откуда приехали?

– Из России.

– А из какого города? (Ого! Недюжинные знания географии, раз Россия не сливается в его представлении в единый еловый бор с воткнутым в поляну Кремлем).

– Москва!

– О! Я хочу поехать в Москву! Может быть, поеду скоро…

– Может быть или уже точно решили?

Кивает с готовностью, мелко-мелко, по-детски, а в глазах такая надежда: ну, пригласи!!! (Да, пригласи… А что скажет мама? Одного уже приглашала… Правда, он не умел править гондолой и петь венецианские песни. Отворачиваюсь и стараюсь сделать это грациозно). Плывем…

Слева дом Казановы. Оборачиваюсь (грациозно, конечно) с вопросом:

– А сегодня в Венеции еще остались Джакомо Казановы?

– Si, – и стукнул себя в грудь кулаком, рассмеялся радостно и чисто, абсолютно просто и без всякого кокетства.

– О-ля-ля!!! (игривый взгляд). Видимо, чересчур игривый, потому что вся моя семья хором спросила:

– О чём это вы говорите?!

– Это наша с ним тайна! – очень смело и, пожалуй, даже дерзко ответила я под прицелом маминых глаз.

Мама делится на два существа: Практическое и Теоретическое. Первое было вселено в маму при рождении и приковано к ней, как Прометей к скале. Это Практическое существо несет в себе древнее знание о спасении души от первородного и благоприобретенного грехов. А раз несет, то и постоянно находится под его неусыпностью. Теоретическое же существо говорит ей, что времена нынче не те, что мать должна понять незамужнюю дочь, не успевшую еще сбросить лепестки и выкинуть, как белый флаг капитуляции, сухую коробочку с семенами. К тому же ситуация такая романтичная…

– Мам, ты что на меня так смотришь?

– Никак я не смотрю, ничего предосудительного не думаю.

А я ведь не спрашивала про думы! Перевожу: «Клюнула на молодого мужичка. А что, я ее понимаю… Но здесь – я, так что ничего плохого не случится».

…Вдалеке показалась вода Большого Канала, еще метров тридцать, и мы выйдем из сладкой теснины стен, из рядов белья на веревках прямо над водой, из заоконных звуков телевизоров венецианцев, спрятавшихся от бесконечных туристов за средневековые ставни… Гондольеро запел. Негромко, но правильно и с чувством. Я не все слова поняла, но уловила главную мысль: Венеция может всегда рассчитывать на вечную красоту и любовь своих граждан.

Ну вот, доплыли, гондола вошла между шестами причала, и гондольеро подает руку моим маме и дочери, помогая выбраться из лодки. А я сижу в красном кресле и вежливо требую его сесть рядом для фотографии. А чтоб уж совсем все правильно было, подаю ему шляпу с синей лентой – непременный атрибут гондольеро – и прошу надеть ее. Он садится рядом и… скромно складывает руки на груди, стараясь не задеть меня плечом. Надеюсь, не как чумную крысу… Ну уж фигушки! Иди сюда, герой труда! Я обнимаю его за шею и говорю (шептать нет необходимости, все равно никто из моих почти ничего не понимает по-итальянски):

– Как будто влюбленные!

– Влюбленные, – радостным эхом с готовностью повторяет ровно с той интонацией, что и я, и смеется по-детски открыто и недвусмысленно. Обнимает за плечи, но очень осторожно, уважительно, ровно настолько, чтоб получился хороший кадр. Умеет… Молодец.

Читать дальше