Олег Мухин - Человек: 5. Сириус Цэ

Спускаться было легче, чем подниматься. Больше музыку я не слушал, думал о том, какие песни я исполню марсианам, а слушал вполуха, как Сева травил свои анекдоты. Их было много, все я не запомнил. Понравились два:

По требованию Европарламента термин «чёрная дыра», как неполиткорректный, был заменён на «афроотверстие».

И: Что надо сделать, чтобы освоить Марс? Американцам сказать, что на Марсе много нефти. Европейцам – что на Марсе много золота. Японцам – что на Марсе ещё нет мобильных телефонов. Русским – что на Марсе водка бесплатная. Китайцам – что на Марсе много пустующей территории.

А больше всего понравилось высказывание:

Самым весомым доказательством существования разумной жизни во вселенной является тот факт, что до сих пор никто не попытался с нами связаться.

К сожалению, и мне не удалось установить контакт с инопланетянами. Ни музыкальный, ни вербальный. Потому что это оказались никакие не марсиане. Компания выглядела очень необычно, но это была наша земная компания.

Расположившись полукругом, в ней были и слоны, и лошади, и кресты. Были в ней и женщины (обнажённые) – не сосчитать сколько, но тоже странные: в основном дырявые – с прямоугольными сквозными отверстиями: в головах, в сердцах, ниже живота. Были женщины и без голов – с круглыми букетами цветов вместо них. Были с инвалидными подпорками, поддерживающими провисшие груди, задницы, лица. Были женщины-гибриды: женщины-слоны, женщины-лошади, женщины-кресты.

В центре этого собрания стояло что-то невообразимо огромное, невообразимо высокое, накрытое куском тонкой белой материи.

Когда я приблизился, женщины и животные радостно на меня посмотрели, и женщины начали хлопать. А из аппаратуры, тоже установленной полукругом, зазвучала негромкая мелодия. Кажется, принадлежавшая швейцарской группе «Cosmos». Женщины и животные, как я понял, что-то от меня ждали.

– Не знаешь, чего им надо? – спросил я у Севы тихонечко, чтобы не услышала публика.

– Похоже, они хотят, чтобы ты открыл монумент, – тоже полушёпотом произнёс Сева. – Дёрни, деточка, за верёвочку.

Я дёрнул. Белая ткань упала за монумент, и я увидел гигантского человека. Могучее гранитное изваяние стояло на круглом постаменте, макушкой упираясь в небо. Из головы человека торчали треугольные лучи, в правой руке он держал горящий факел, а в левой гитару. Я опустил глаза, чтобы прочесть надпись на постаменте. Там было написано большими русскими буквами: «МАКСИМ ГЛУБИННЫЙ».

«Так это же мне памятник, – подумал я. – Ничего себе! Прямо Колосс Родосский!»

– Теперь всё ясно, – весело, во весь голос заявил Сева. – Не Статуя Свободы, а Статуй Свободы. Ты двадцать лет нёс свой крест, приобщая людей к свободе. А в благодарность памятник тебе установлен в пустыне!, на Марсе!, лошадьми!, слонами! и голыми дырявыми бабами! Охренеть! Ха-ха-ха-ха!

– Много ты понимаешь, – разозлился я, обидевшись, и попытался его выключить. Сева почему-то не выключался. Тогда я снял ремешок с шеи и швыранул проклятый радиоприёмник подальше от себя. – Пошёл вон, чёртовый еврей. Шут гороховый. Фигляр.

И тут из динамиков колонок на полную мощность грянула песня «God Save The Wean!», «Боже, храни младенца!» (перефраз гимна «God Save The Queen!», «Боже, храни королеву!») из одноимённого моего альбома: «Храни младенца, Боже/ Зачем ему страдать?/ Зачем распятым тоже/ Увидит его мать?…»

Я приложил бинокль к глазам и постарался получше рассмотреть статую. Тело моё, как выяснилось, представляло собой полку с несметным количеством ячеек. Верхние ряды (ближе к горлу) были заполнены бутылками с разноцветными этикетками. В ячейках на груди (в районе сердца) стояли бесчисленные тома книг. Ниже шли ряды компакт-дисков. А в районе пупка – коробки с DVD. Все ячейки были заполнены.

Я направил бинокль на голову Колосса Марсианского, подрегулировав резкость. Лицо у меня было каменное. А в голове имелось несквозное отверстие, которое было черным-черно.

Но кое-где в нём всё же поблескивали звёзды.

Марго с буквой «t» на конце облокотилась о раму приоткрытого панорамного окна и через длинный чёрный мундштук курила сигаретку.

Я сразу почувствовал, что что-то не так. В её настроении произошли разительные перемены. Из самого счастливого существа на свете она вдруг снова превратилась в холодную надменную русалку, приплывшую из тёмных и безмолвных океанских глубин.

С тех пор, как я благополучно вернулся с Марса, я не видел более радостного человека. Марго, словно маленькая девочка, со смехом и восторгом в её блестящих зелёных глазах носилась по всем этажам дома, по выложенным плиткой дорожкам, по стриженной траве газона, крутилась, вертелась, прыгала, скакала на одной ножке, пела песенки на тарабарском языке, танцевала и одаривала бесконечными поцелуями и комплиментами Стивена, Годди, Антвелла и особенно меня.