Марина Алиева: Три приоткрытые двери. Исторические зарисовки

– И что?

– Оказались поляки…

Усталый пожилой офицер рассадил их всех по машинам, и Фаина Фёдоровна с Ниночкой оказались в грузовике, накрытом брезентом, где сидели и лежали раненные. В углу стояла огромная бочка с бензином, возле которой они и присели, стараясь не смотреть на кровавые повязки вокруг. Ниночке офицер сунул в ладошку марлевый узелок с твердыми кусочками сахара, а Фаине Фёдоровне дал хлеба.

Ехали они быстро, растрясая раненных. Но те молчали понимающе – впереди мост, и спасение будет только на том берегу. И надо успеть проскочить, пока не загудели над головами самолеты с пауками на крыльях.

Но самолеты загудели.

Обгоняя колонну, они промчались над широким мостом и сбросили первые бомбы. Всё мгновенно загрохотало, заполыхало, и Фаина Фёдоровна обхватила руками Ниночкину голову, зажимая ей уши.

Машина встала. Через окошко в брезенте водитель что-то прокричал раненным на польском, заглянул внутрь, задержал взгляд на Фаине с Ниночкой.

– Держитесь, панна…

И рванул вперед по чудом устоявшему мосту, пока самолеты не вернулись и не добили его окончательно. От рывка бочка накренилась, грузно упала. Пробка из неё выпала, и бензин мгновенно расплескался по всему кузову. Узелок из Ниночкиной ладошки выпал, драгоценный сахар пропитался вонючей жидкостью, а вокруг огонь, крики, и вот-вот, снова начнется грохот… Бочка перекатывалась по полу, в опасной близости от Ниночки. Раненные, кто ногами, кто руками, пытались её удержать, лишь бы она не придавила ребенка и не думали, кажется, больше ни о чем…

Может, потому и проскочили.

Страх погибнуть, витавший над тем мостом и губивший всех, кто ему поддавался, просто не нашел себе места среди людей, испугавшихся только за жизнь ребенка…

В ванную заглянул муж Володя.

– Вы тут скоро?

– Сейчас.

Нина сняла с крючка полотенце. Газ выключила, фитилек в колонке оставила и, пока нагретая вода стекала, вытерла Манюне умытое личико и ладошки.

– Пошли завтракать, Маришка-мартышка.

Та первым делом за Тюпу и только потом за стол, на свое личное место между окном и бабушкой.

– Дождались, наконец, барыню-сударыню, – ворчит Фаина Фёдоровна. – В прежние времена твой прадедушка Федя тебя бы и за стол не пустил. Тогда дети раньше взрослых должны были за столом сидеть. И ждать… Зайца зачем притащила? Ну-ка, дай сюда. Нечего игрушку за столом трепать!

Тюпу забрала и тут же, скорей, бутерброд для внученьки мазать. А та, словно и не её отчитывали, сидит, улыбается.

Напротив Манюни за столом папа. Подмигивает.

Они с папой друзья, поэтому Манюня и чашку поднимает и опускает одновременно с ним, и полученный бутерброд старается кусать тогда же, когда и он. Окно на кухне открыто из-за духовки, и за папиной спиной как раз рама, в стекло которой отлично видно, как они похожи. А за окном огромный двор и черёмуха, которую дедушка Коля посадил в прошлом месяце на «бабушкифаинин» день рождения. А рядом сама она, наливает чай в блюдце и важно пьёт, высоко подняв его на пальцах. Масло на хлеб бабушка умеет мазать тонко-тонко и так ровненько, как Манюне нипочём не суметь. А на руках у нее коричневые пятна. Бабушка говорит, что они «пиг-мент-ные», и Манюня тоже такие хочет, потому что все говорят: «У Фаины Фёдоровны руки золотые». Может, это, конечно, и не из-за пятен, но, наверное, когда они есть, тогда всё и получается…

– Опять локти растопырила? Сколько раз тебе говорить – вот граница, за неё не залезать!

Фаина Фёдоровна проводит пальцем по полоске на столе между собой и внучкой. Это у них всякий раз за едой случается – приучает Манюню сидеть правильно. А ещё спинку выпрямлять, чтобы горб не вырос…

От порезанного хлеба по всему столу рассыпался мак. Манюня облизывает палец и, презрев все границы, тычет им по своей и бабушкиной территории, собирая черные зернышки, словно курица.

– Вот, хорошо, чисто на столе будет…

Николай Ефимович со звоном опустил ложку в стакан. До парада ещё есть время, но он уже торопится. Недавно приобретенный КВН с линзой сегодня впервые перенесёт его на главный парад страны.

Да и всей жизни, наверное.

Кроме военной службы никакой другой работы он не имел, как и старший брат Алексей. А судьбу такую им матушка, Елена Михеевна выправила…

Алексей родился в один год и день с царевичем – царствия бедному мальчику небесного! – и по особому указу каждому родившемуся в этот день «лицу мужескаго пола» была обещана какая-то царская милость. Вот и приехал к ним в село Гремячее государственный чиновник со сказочным вопросом: «Чего желаете?». А Елена Михеевна возьми и попроси для своего новорожденного крестьянского сына дозволения получить военное образование, чтобы стал когда-нибудь офицером, не хуже мальчиков-дворян.