Владимир Фомичев - Человек и история. Книга вторая. «Шахтёрские университеты» и «хрущёвская оттепель» на Северном Урале

Дома в деревне я ещё некоторое время говорил по-городскому, даже не стесняясь своих недоброжелателей на этот счёт. У меня было предостаточно времени, чтобы переосмыслить эту первую свою попытку, повлиять на свою текущую жизнь.

Стали обозначаться доступные мне планы дальнейшей своей судьбы, а именно: поступить в какое-нибудь училище, какое – не имело абсолютно никакого значения, лишь бы там кормили, одевали и дали специальность, чтобы я, пользуясь ей, смог зарабатывать себе на кусок хлеба, а лучше, чтоб ещё и с маслом. Обеспечив таким способом себе средства к существованию, я смогу в дальнейшем подумать о продолжении образования.

Оставалось только выбрать направление моих поисков того желанного училища, в котором я бы смог сытым и одетым получить специальность.

Второй раз пытаться ехать в город мне не хотелось, да и не было там того, что мне нужно было. Я владел информацией от своих старших товарищей, которые уже прошли этот путь. Один из них рассказывал про шахтёрский городок, который располагался на Северном Урале. Он, с каким-то азартом, произносил названия шахт, посёлков, а то и речек, а для меня, проникновенно знакомого с путешествиями Пржевальского и других русских землепроходцев, подобные названия всегда были овеяны романтикой. Я нашёл на карте этот городок, определил, через какие малые и большие города был проложен туда железнодорожный путь, и понял, что это как раз то, что мне подходит.

Шурик, после нашей первой вылазки, далеко от меня не отходил и постоянно интересовался дальнейшей перспективой. Я уже даже привык к нашему тандему. Впрочем, это обычное явление в жизни, когда мелкий фактурой человек старается дружить с более габаритным другом, тем самым усиливая свою независимость и амбиции перед другими ребятами. К тому же Шурик был шустрее меня в ситуациях, где не требовалось необходимой рассудительности. Шурик без рассуждений согласился с моим маршрутом. Пришёл тот час, когда я и Шурик со своим сундучком отправились в дорогу – в дорогу для нас непомерно дальнюю, неизвестную и оттого необычайно привлекательную, особенно что касалось меня.

Какими Шурик располагал денежными средствами для этого путешествия, я не знал. Я никогда не интересовался чужими кошельками, точнее их содержимым. У меня же денег было только в один конец, как у японских камикадзе, которых отправили бомбить Пёрл-Харбор, заправив их самолёты горючим только до цели. Кстати, когда я отправлялся в дорогу, матери дома не было. Как позже выяснилось, она где-то пыталась раздобыть денег мне на дорогу.

В железнодорожной кассе мы проигнорировали мягкие, купейные, плацкартные вагоны, так как нас очаровал общий вагон своей доступной ценой. Так что у меня образовалась свободная от обязательных затрат мелочь. Шурик тоже остался очень доволен такой экономией средств, так как у него были финансовые обязательства перед табачной промышленностью. Да и о чём было беспокоиться: ведь едем на всё готовенькое, там нас накормят, оденут, предоставят удобное тёплое, чистое жильё. От этих благостных мыслей наши организмы источали флюиды восторга. В нашем купе, в которое мы ловко заселились, ехали довольно пожилые пассажиры, и тут мы поняли преимущества своего возраста. Третьи полки, под самым потолком купе, оказались не занятыми, и мы с Шуриком, подбадриваемые тяжёлыми на подъём пассажирами, забрались туда и удобно устроились там. В Москве мы с большой неохотой покидали это насиженное, а скорее налёжанное, уютное место.

В Москве, как оказалось, мы стали транзитными пассажирами и сразу же посредством метро, другого транспорта, переместились на нужный нам вокзал, где и закомпостировали свои билеты, теперь уж на очень дальнюю дорогу, аж на самый Северный Урал. За компостер, правда, пришлось доплатить немного денег. Так же экономно мы поели, даже что-то приобрели из пищи на дорогу. Что самое интересное, от необычности нашего дорожного состояния, голода не чувствовалось. Где-то что-то съели, ненадолго присели, и силы снова возвращались в организмы. Физическая мобилизация стимулировалась возбуждением.

Был уже конец лета. Прогулявшиеся, промотавшиеся отпускники возвращались на свои работы, на Урал-батюшку, кормильца их и поильца. Так некоторые их них выражались, глотнув, на последние отпускные денежки, водочки. В связи с этим в общих вагонах повернуться было негде. Так что никаких нам с Шуриком третьих полок не досталось. Там так плотно обжились, что с этих третьих полок свисала не одна пара ног, одухотворяя купе необычно убийственной вонью. Мы с Шуриком всё же успели занять сидячее место на нижней скамейке в уголке.