Владимир Романовский - Валька

Некоторое время Гусев спал на том самом складе, который охранял, но на первую же получку снял себе комнату – каморку на втором этаже глиняного сарая, зато с отдельным входом. Отхожее место помещалось во дворе: будка в человеческий рост, с толстой доской горизонтальной, а в доске дыра. Запиралась изнутри на крючок чуть толще булавки. Вода тоже была во дворе – в водокачке. Покачаешь ручкой – льется. То, что не используешь, льется дальше по склону, под ограду и на улицу, и по улице вниз, вниз, к центру, к кафе и пляжам. За окном каморки рос инжир. Хозяйка была старая, тощая, похожа на ведьму, но согласилась на небольшую плату и с расспросами не лезла. У хозяйки имелась собака, огромная черная овчарка, с которой хозяйка Гусева познакомила, и сказала, что он свой. Собака нехотя поверила. Наступила желанная передышка.

Светские развлечения – клубы да рестораны – были Гусеву не по карману, да и не нужно, зачем. Дома есть электроплитка. Хозяйка без всякой платы дала ему кастрюлю и сковородку. Готовь, что хочешь. Раз в неделю можно купить бутылку местного вина, от которого потом голова болит и в животе бурчит, и жить себе всласть, ни о чем не думать. А там видно будет.

Случился у Гусева выходной день. Шел он по круто вниз спускающейся улице, направляясь в центр – иногда человеку нужно побыть среди людей – а потом можно на набережную, рядом с центром. И увидел Гусев сидящую на тротуаре, прислонясь спиной к стене глиняной хибарки, женщину. Ему показалось, что он ее знает. У женщины были мутные глаза, грязные темные волосы, а одежда – спортивный костюм и кроссовки – выглядела так, будто женщина сюда своим ходом шла с Сахалина. Женщина подняла на Гусева мутные глаза, попыталась улыбнуться, и нерешительно протянула вперед руку, ладонью вверх.

– Валька? – спросил Гусев.

– А?

– Ты – Валька?

– Я – Валька, – подтвердила Валька.

– Мы с тобой в приюте были вместе, и в школу ходили, – сказал Гусев. – А потом ты уехала на соревнования.

– Да, – сказала Валька, выжидающе глядя на Гусева. Она явно его не узнавала.

– Я – Гусев, – сказал Гусев.

– А я – Валька, – сказала Валька.

Гусев посмотрел по сторонам, будто что-то ища.

– Ты где живешь? – спросил он, понимая, что вопрос глупый.

– Я? Сейчас нигде. А на прошлой неделе…

Валька запнулась и задумалась. Может, вспоминала, где она жила на прошлой неделе, в каком особняке на каком проспекте, и как звали лакея с пышными бакенбардами во фраке.

– Пойдем ко мне? – неожиданно предложил Гусев.

– А это далеко? – спросила Валька.

Что это я такое делаю, подумал Гусев. Зачем я ее приглашаю. А, понял он. Спасаюсь от одиночества. А что, логично. Даже воры не хотят со мной общаться. Уехать, что ли, в столицу? А зачем? Слухами земля полнится. Сунешься куда-нибудь – спросят, что ты за сокол такой парящий, начнут выяснять – и все сразу всплывет. А в столице к тому ж еще и мороз случается. Ну, пусть будет хоть Валька – рыхлое, неуклюжее существо с гнилыми зубами, бывшая соученица.

Можно, конечно, скопить денег и купить костюм. Не очень приличный, но новый. И склеить какую-нибудь сердобольную одинокую бабу. Но придется ей в конце концов рассказывать, кто ты такой и за что сидел. А Гусеву надоело об этом рассказывать людям, которые послушают-послушают, а потом смотрят с осуждением.

И он повел Вальку к себе в каморку. Вопреки ожиданиям, воняло от Вальки не очень сильно. В каморке Валька быстро слопала тарелку борща, а потом еще тарелку, после чего сказала, что ей «нужно в туалет». Гусев довел ее до нужника во дворе. Было уже темно. Валька попросила принести ей мыло.

Потом она долго возилась под водокачкой – подмывалась, отмывалась. В окнах хозяйки зажегся свет. Собака несколько раз порывалась выскочить и, наверное, укусить Вальку за рыхлый зад, но тактичная хозяйка ее не пускала. Гусев курил, стоя неподалеку, глядя на силуэт голой Вальки – тяжелое тело, неуклюжее.

Они действительно жили когда-то в детстве в одном и том же приюте. Не дружили, но знали друг друга.

***

Вальке, когда подошел возраст, объяснили, что родители ее были – ну совсем дети еще. Прогуливали школу, пили всякую гадость, прятались на задворках, вечером на пляже, зачали Вальку, потом отец – лет шестнадцати – куда-то исчез, мать – того же возраста – родила; родители матери сражались ежедневно с бедностью и друг с другом, и новорожденную взять на попечение отказались наотрез. Вальку сдали в приют.

Есть у приютских детей золотая мечта – это когда приходят красивые муж и жена с добрыми лицами и лучезарными глазами, не пахнущие ни потом, ни мочой; приходят, и ласковыми мягкими руками гладят чадо по голове, целуют в щеку, роняют сентиментальную слезу, и забирают к себе домой, после чего чадо живет с ними счастливо и долго в атмосфере взаимного обожания, и исполняются любые этого чада прихоти. Хочешь торт? Вот тебе торт. Хочешь игрушку? Какую? Папа сейчас сбегает, принесет. Хочешь, чтобы друзья пришли? Сейчас всех вызвоним и привезем. Одного посещения такой пары хватает потом приютским детям на долгое время, посещение обрастает легендами, придумываются новые детали, перефразируются реплики благодетельной пары – на детский лад. Все приютские дети мечтают, что обязательно, не сегодня, но может быть на следующей неделе, или через месяц, такая пара придет и обязательно тебя выберет, обязательно.