Сияющая тьма безумных дев
Цикенбаума объяла у Оки,
Профессор плакал, в чувствах озверев,
Огонь их страсти шевелил мозги…
И девы змеями роились на волнах,
Одна, другая, третья, – шепот, взмах,
И в каждой очень сладко глубоко
Творилась жизнь необъяснимо и легко…
С одною поднимаясь быстро в свет,
С другою удаляясь в Царство Тьмы,
Цикенбаум божествам бросал привет,
Пораженный нежным отблеском Любви…
Лона дев раскрыли бездну тем,
В сладостном порыве вожделенья
Цикенбаум то кричал, а то был нем,
Изнемогая в чаще ощущений…
Так в гармонию слились сердца людей
И сотни тысяч мигов превратились
В соцветие улыбчивых детей,
Окружающее всех живых на милость…
Сны, побуждающие нас менять реальность
Ужасным образом владея
Прекрасной девой в своих снах,
Шульц пробудившись, нес идею —
Найти ее в любых краях…
Он сел на поезд, ехал долго
И за Уралом в тьме сойдя,
Едва не съеден был злым волком,
Но дева рыжая шутя,…
В него воткнула свои вилы,
Девчонка, дочка лесника
С лица была не очень милой,
Зато отчаянно смела…
В траву вмиг Шульца завалила
И кувыркалась с ним три дня,
Любя с такой безумной силой,
Что вскоре как его жена…
В Москву его не отпустила,
Зато с ним лес рубить пошла…
А в Шульце страсть уже остыла,
Но ждет ребеночка краса…
И то ли с жару, то ли с пылу
Его изнежила в лесах
И так серьезно полюбила,
Что Шульц безмолвствует в слезах…
И верен ей аж до могилы, —
Вот, что любови творят в снах
И вот как в жизни тянут жилы…
Леченье Сидорова водкой и исцеленье сладкой девой
Себя водкой Сидоров лечил,
А вечер у реки был ярко звездный,
Красавица шептала: Не молчи!
И плакала, и умоляла слезно…
Слиться с ней в таинственной ночи,
Но Сидоров шептал, что слишком поздно
Искать от счастья сокровенные ключи,
Да и холодно, если взглянуть серьезно,
То не советуют в сырой траве врачи…
Но красавиц рыдала и рыдала,
А Сидоров все водку пил и пил,
Как вдруг он слился с нежным идеалом,
Творя всю ночь любовь и не жалея сил…
А утром их вдвоем свезли в больницу,
Замёрзли так, что вместе вмиг срослись,
Краснея, Сидоров шептал: Я эту птицу
Полюбил на всю оставшуюся жизнь!…
Тихой ночью прикоснулся к деве Шульц,
Она одна лежала в темном в темном парке,
Он взял ее за руку и пощупал пульс,
Бой сердца отзывался очень ярко…
Тогда губами Шульц коснулся губ
И платье приподнял, но грянул выстрел,
И прошептала дева: Усни холодный труп!
Ты из-за похоти схоронен будешь быстро…
И взяв лопату, стала рыть могилу,
А Шульц очнувшись, скрылся вмиг тайком,
Горела рана на груди с безумной силой,
Но по здоровью Шульц был крепким мужиком…
И ночи не прошло, в больнице он, в палате
Лежит уже без пули, помыт, зашит, побрит,
Вдруг входит медсестра с улыбкой в белом платье
И в постель к нему летит, теряя стыд…
И Шульц остолбенев, враз в деву проникает,
От радости бежит весомая слеза,
И глаза закрыв, она на нем икает,
Вот так и происходят в жизни чудеса…
И лишь потом, когда она уже в оргазме
Достав свой пистолет, нажала на курок,
Шульц ей прошептал: Ну. Ты, блин, и язва!
Ведь я же не мишень, а просто твой порок!
А может быть, пророк?! – Шульц даже встал подумать
И деву приобняв, мотая головой,
Он создал на стене божественной рисунок,
Ибо кровь его была еще живой…
Сердечко со стрелой обозначало пулю,
Нарисовав его, затих навеки Шульц,
И рыдала дева, клича себя дурой,
И на руке его не ощущая пульс…
В прелестном круге тонких наслаждений
Волшебных лон нежнейших дев,
Цикенбаум весь проглоченный в мгновенье,
Кричит в Оке, от счастья озверев…
Струится вдаль ликующее племя,
Профессор сам ни жив, ни мертв,
Зато его рождающее семя
Из тьмы зовет другой чудесный род…
За девой дева раскрываются в объятьях,
Сладким дурманом откликаются уста,
И будто флаги на кустах трепещут платья,
Белизною чистой слепит красота…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу