Барбара Пим - Почти ангелы

– Так что будем есть? – Джозефина изучала меню.

Еще одно положили перед Кэтрин, которая словно в тумане прошлась по списку блюд, отметив только с некоторым ужасом, что тушеные потрошки стоят пять шиллингов.

– Я не слишком голодна, – пробормотала Дейдре.

– Но день сегодня холодный, и надо хорошенько поесть, – наставительно произнесла Элейн. – Думаю, для начала суп, а потом, возможно, жареный ягненок или отварная курица.

Остальные приняли предложенное с благодарностью, радуясь, что за них сделали выбор.

– Чиновник местной администрации был так добр, что выслал кораблем все бумаги Тома, – сказала Джозефина, – но они, так сказать, еще не приплыли. Мы с Элейн подумали, вдруг вы или Дейдре захотите забрать их себе. Разумеется, нам совершенно непонятно, что с ними делать, и мы даже не поймем, что в них, – спокойно признала она. – Просто было бы жаль оставлять их у себя, если в них есть какая-то ценность для антропологии.

– Можно передать их мисс Кловис, – предложила Дейдре. – Она наверняка знает, что с ними делать или кому они могут пригодиться. Или, возможно, еще лучше профессору Фэрфексу.

– А вы сами их забрать не хотите?

– О нет, пожалуйста, я… – Дейдре начала растерянно запинаться, расстроившись при мысли о том, как они с Дигби начнут совместную жизнь под гнетом полевых заметок бедного Тома.

– Конечно, я могла бы передать их на хранение в «Хэрродс», – практично сказала Джозефина. – По-моему, там семь или восемь больших деревянных ящиков. Подумать только, что Том столько написал! – рассмеялась она.

– В некоторых скорее всего резные маски и скульптуры, – поправила ее Кэтрин.

– Вы хотите сказать, африканские скульптуры и маски? – переспросила Джозефина. – Тогда, надо полагать, это будет нечто топорное – не те вещи, какие хочется держать дома.

– О, кое-какие откровенно непристойны! – Кэтрин на мгновение дала себе волю. – Не ко всем комнатам подойдут, – быстро добавила она. – Кажется, у вас прекрасные собаки, – продолжила она, обращаясь к Элейн. – Том часто о них говорил.

– Да, мои золотые ретриверы довольно милые. Том нам рассказывал, что вы пишете рассказы и вкусно готовите, – просто сказала Элейн.

Кэтрин задумалась, все ли это, что известно Элейн. Она надеялась, что ее избавили от подробностей их с Томом отношений, но чувствовала, что даже знай Элейн, она могла бы понять и простить.

– Тома похоронили там на местном кладбище, – коротко обронила Джозефина. – Дома мы поставим памятную доску в церкви. Мы думали, вам с Дейдре захочется об этом знать. Нечто совсем простое, разумеется.

– Спасибо, – отозвалась Кэтрин, подумав про себя, почему люди всегда говорят нечто вроде «совсем простое, разумеется». Скорее всего в семнадцатом и восемнадцатом веках так не говорили… Ей вдруг захотелось, чтобы на надгробной плите Тома были плачущие херувимы и витой мраморный венок вокруг них. А будет, наверное, плоская каменная или латунная плита с простой и скучной надписью, возможно, обведенной красным – такая, на которую какой-нибудь трусоватый чиновник епархии даст свое соизволение, не боясь подвергнуться критике.

После кофе и недолгих разговоров ни о чем настало время расходиться.

– Я повидаюсь с тетушкой в Белгравии, – сказала Джозефина. – Моя кузина как раз умудрилась найти себе жениха. Подумать только, в первый же свой сезон! Отлично, надо сказать, постаралась.

– О да, – искренне откликнулась Кэтрин. – Ваша тетя беспокоилась из-за ее роста.

– Ну, на то и существуют гвардейские офицеры, – рассмеялась Джозефина, потом снова посерьезнела и, отведя Кэтрин в сторонку, сказала вполголоса: – Наверное, вам никто не сказал, и, по правде говоря, никто другой и не скажет, но на столе в хижине Тома нашли незаконченное письмо к Элейн. Чиновник прислал его с кое-какими личными вещами. Это было милое болтливое письмо ни о чем, понимаете, но по крайней мере она может знать, что он думал о ней незадолго до смерти.

– Да, это мило, я очень рада. – Кэтрин чувствовала себя усталой, ей хотелось уйти.

– И я так думаю. Понимаете, она всегда любила Тома, никогда не было никого другого.

– Очевидно, никогда не было никого другого, – сказала Кэтрин Дейдре, когда они шли прочь от клуба. – Почему-то такое легко себе представить. Такая милая и, по сути, совершенно неподходящая для Тома… Ой, смотри! – воскликнула она, поскольку они проходили мимо уличного художника, который рисовал головки собак: – Какие у него собаки! По одной голове все видно: такие надежные, бурые и верные. И почему я не спросила, навещает ли Джозефина ту, другую тетку, которая живет в гостинице в Южном Кенсингтоне? У меня такое чувство, что она довольно старая, заброшенная и немного жалкая.