Анн Плишота - Гомер Пим и секрет одиссея

Originally published under the title

Homer Pym et le garçon du film – Tome 1

by Anne Plichota and Cendrine Wolf

© Hachette Livre, 2019

© Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2022

Гомер не сказал бы, что денек выдался скверный. Но и чудесным его тоже не назовешь…

Он отпраздновал свое двенадцатилетие, все прошло как положено. Верные друзья, Лилу´ и Саша`, подарили ему компьютерную игру, о которой Гомер давно мечтал, и с обеда до самого вечера все трое вместе осваивали ее. А потом Нинон, его молоденькая тетя, приготовила шоколадный торт – такой воздушный, что все облизывались в нетерпении.

Да, все прошло как положено. Грустно прошло, если честно. Потому что вот уже пять лет каждый день рождения Гомер ни на секунду не мог заставить себя забыть о том злосчастном дне, когда исчез его отец, Давид Пим.

Когда пришел черед задувать свечи, его мама Изабель быстро обежала вокруг стола, нащелкала фоток на телефон, обняла сыночка, попробовала торт, а потом, как всегда, уединилась у себя в кабинете. Ибо если она не была на работе, то есть в ателье по ремонту и пошиву текстильных изделий, поглощавшем почти все ее время, маму всегда можно было застать в этой темной, неубранной и непроветренной комнатке.

Давид Пим испарился, будто по щелчку пальцев факира. В тот день все рухнуло. Настоящая катастрофа. С тех пор Изабель очень изменилась, особенно ее отношение к Гомеру. Внимательная, сияющая и участливая мать превратилась в суховатую, почти избегавшую общения даму, сломленную горем.

После утраты мужа, да еще при столь странных обстоятельствах, она так и осталась безутешной. Что уж говорить о долгих месяцах полицейского расследования, подозрений, ложных следов, нездорового любопытства со стороны соседей и прессы, несносных намеков: блудный муж сбежал с любовницей – вот как, стало быть, выглядел для всей округи Давид Пим, и нечего-де искать прошлогодний снег.

Все это в конце концов подточило Изабель изнутри.

Со временем Гомер понял: он потерял не только отца, но отчасти и мать.

Хорошо, что в доме жила еще и Нинон. Ее, веселую девятнадцатилетнюю брюнетку, частенько принимали за старшую сестру Гомера, а ведь она приходилась младшей сестрой Изабель. Дедушка с бабушкой по материнской линии, едва успев выйти на пенсию, продали все свое имущество и попрощались с ними, чтобы наконец-то воплотить в жизнь давнюю мечту – отправиться в кругосветное путешествие в своем автофургоне, «доме на колесах».

Но дела семейства нужно было как-то устраивать, и вот компромисс найден: Нинон теперь три дня в неделю училась в инженерном колледже за сотню километров – изучала домашнюю электронику и, вместо того чтобы снять жилье в городе, жила у Пимов, приглядывая за племянником. Семья для нее была на первом месте – а уж особенно в такие трудные времена.

Сейчас в Гомере боролись два противоречивых чувства: с одной стороны, он был рад, что ему уже двенадцать и он вместе со своими гениальными друзьями вот-вот успешно перейдет в пятый класс – через два дня классный совет, и решение примут официально.

Но, с другой стороны, его по-прежнему терзала горечь утраты. Сколько людей думает, что отец начал новую жизнь на стороне… А вот он, как и мама, в это не верил. Никогда не бросил бы их так Давид Пим, не подав ни малейшей весточки, и ни за что не смог бы вынести, что его сын так несчастен.

Это было просто невозможно.

Гомер забрался на водительское место в машине, уже пять лет стоявшей в одном из гаражей. Отцовским кремом для бритья в ней больше не пахло, но сколько всего еще тут напоминало о нем! На спинке переднего сиденья – коврик из деревянных шариков, чтобы не уставала спина, на заднем сиденье – забытая кепка цвета хаки, к солнцезащитному козырьку на лобовом стекле прикреплена семейная фотография, брелок для ключей с фигуркой Эола – греческого бога ветров… и даже ветхая узловатая веревка, которую обожал покусывать пес Раймон, живший в семье Пимов. Милейший шиба-ину исчез одновременно с хозяином. От него осталась только игрушка, источавшая кошмарный запах, и кусочки шерсти на ковролине, которые ни у кого так и не хватило духу собрать.

Все оставалось так, будто Давид Пим вполне может – о, если бы это случилось! – с минуты на минуту вернуться, приветственно помахать всем рукой и, включив музыку на полную громкость, умчаться на съемочную площадку. Гомер любил усесться на переднее сиденье и взяться за руль, которого так часто касались руки Давида Пима; тогда он вволю размышлял о многом и страстно ждал какого-нибудь знака. Но ничего не происходило.