Максим Бутченко: Художник войны

– После обеда Любка приведет детей, хоть с семьей увидишься, – вернулась на секунду в комнату мама, сказала, чтобы разрядить обстановку, и сразу пошла греть чай.

– Увижусь, мам, только по делу одному схожу, – сердито ответил он, сел в кресло и закрыл глаза.

На кухне мать показательно бряцала посудой, торопилась сделать бутерброд, а сын прислушивался к домашнему запаху, вдыхал его и погружался медленно в сон, в котором он снова чувствовал себя маленьким мальчиком. Сидит на стуле. Его рука с кистью водит по холсту, и рядом стоит отец. Стоит так тихо, что сын не слышит его. И только когда он кладет руку на его плечо, ощущает, что тот рядом.

– Сынок, покушай, – мама положила ему руку на плечо и разбудила.

В тот же день он стоял у храма и беседовал с батюшкой. Отец Владимир сильно сдал. Он опирался на трость, тело его, казалось, согнулось от навалившейся тяжести, поэтому выглядел сутулым.

Батюшка что-то рассказывал, устало поднимал руку, показывал то в сторону храма, то в сторону базы «ополченцев». Художник долго слушал его, не издав ни звука. Если бы со стороны кто-то взглянул на них, то ему бы показалось, что двое мужчин стоят и молчат, иногда редко двигая руками, словно заколдованные и прикованные к одному месту.

Но внезапно Художник быстрым шагом пошел прочь от батюшки в сторону расположения местного «ополчения».

Больше его никто не видел. Он пропал, как будто провалился в горные выработки.

Спустя месяц Сергей опять получил смс-ку от Любы с просьбой помочь отыскать брата. Старший Неделков сидел в кафе, ему только принесли второе блюдо, но еда стала комом в горле. Он позвонил Збигневу, ошарашенный Сергей умолял ему помочь. Поляк обещал что-то сделать, тем более, что на следующий день должен встречаться с руководством батальона Художника.

Сергей обжился в Киеве, снял квартиру. В первых числах марта к нему постучали. Он открыл дверь, увидел парня из службы доставки и предмет, размером метр на метр, упакованный в бумагу.

– Это вам, посылка и письмо, – сказал парень в ожидании чаевых. Расплатившись, Сергей подошел к большому коричневому столу, открыл письмо – от Збигнева. Тот сообщал, что не смог найти брата, командование не знает ничего о нем, они только отдали вещи из палатки брата.

Дрожащими руками Сергей распечатал посылку. Это оказалась картина. Медленно обнажая холст, Неделков испытывал страх. Его внутренний, казалось, упорядоченно построенный мир рвался, как ветхая, столетняя бумажка. Поставив на стул картину, он отошел чуть назад. Буквально сотрясаясь всем телом, Сергей смотрел, как на полотне простиралось серое осеннее степное поле. Небольшой холм выступал над плоскостью горизонта, дальше уходя в сереющее, расплывающееся пространство. Несколько деревьев слева, облезший куст – справа. Грунтовая дорога с двумя явными полосками от проезжающих колес. Прямо на проезжей части сидят двое. Они так устали идти, головы наклонены, казалось, говорят о чем-то своем. О вселенной, которая принадлежит только им. Это их мир, в который тяжело попасть чужому, там свои законы физики и механики. Каким-то неведомо чьим желанием, это закрытое «междунамие» останется всегда только для этих двоих. Но буквально в десяти метрах от этой пары, по направлению к ним идет человек. Он направляется таким уверенным шагом, на его лице видны признаки борьбы и сомнения, страхов и надежд. Третий приближается к ним со стороны горизонта и застывает, не дойдя нескольких шагов. Кажется, он просто недопонял эту пару, недожил их жизнью, не принял их себе в сердце.

Только несколько метров разделяют их. Справа на холсте стояла надпись – «Семья», Антон Неделков, апрель 2014 года.

Сергей сел на стул. В душе все закаменело. Он не мог ни плакать, ни говорить. Подойдя к компьютеру, открыл в браузере почтовый сервис, чтобы создать новый профиль. В графе «имя» медленно, по буквам, словно делая недостающие, не пройденные шаги на картине, Сергей набрал одно слово – Hudozhnik.