Иван Кальберак - Венеция не в Италии

У меня суперпамять, и я говорю об этом не для того, чтобы похвастаться: такое свойство мало у кого вызывает зависть. Девчонки, например, далеко не в первую очередь обращают внимание на то, какая у парня память. Мне не приходится заучивать коды, номера телефонов, дни рождения, я их запоминаю моментально… Так же как названия фильмов и фамилии в титрах – не знаю даже, как все это помещается у меня в голове. Но, надо думать, придет время, когда я не буду все помнить так четко, как сейчас, говорят ведь, что рано или поздно у человека начинает улетучиваться из памяти то одно, то другое – вроде как из авторучки рано или поздно начинают вытекать чернила, ну вот, когда из моей головы улетучатся цифры и фамилии, события и места и, что еще хуже, образы и чувства, останется только лицо Полин, протягивающей мне шарик для пинг-понга. И тогда я смогу закрыть глаза и умереть.

Надо придумать повод с ней заговорить. Вряд ли возможно поцеловать девчонку, если ты не обмолвился с ней ни словом. Кое-кому это удается, но должен сразу сказать: у меня не тот разряд. Когда я куда-то иду с Пьер-Эмманюэлем – он мне не то чтобы друг, а скорее, приятель, с которым я играю в теннис, – то замечаю, как девчонки украдкой на него поглядывают. Пьер-Эмманюэль в свои пятнадцать лет уже бреется, у него голубые глаза и правильные черты лица – в общем, он похож на диктора теленовостей, думаю, вы его себе представили.

А на меня девчонки смотрят редко – даже украдкой, не подавая виду. Мама говорит, что у меня невидная красота, и меня это смущает. Невидная красота – это ведь может быть и не красота вовсе, а что-то на грани уродства, если вы улавливаете мою мысль. Но я все же надеюсь, что я – где-то посредине, плюс-минус, не зря ведь говорится: на вкус и цвет товарищей нет. Если к этому добавить, что я маленького роста, а девчонкам нравятся высокие парни, то мне остается одно: быть веселым, остроумным, обаятельным. Чтобы научиться нравиться девчонкам, надо вначале узнать, как они устроены. Этим я в основном и пытаюсь заниматься. Красавчикам ни к чему постигать женскую душу, добыча сама идет к ним в сети. А мне, хочешь не хочешь, придется стать по этой части специалистом. Вот поступлю в университет и получу диплом по девчонкам. В смысле, по женской психологии.

Существует распространенное заблуждение, что девчонок необходимо смешить. Но когда я вижу, сколько мрачных типов прогуливаются под руку с умопомрачительными красотками, мне кажется, что в деле соблазнения юмор – все равно что апельсиновый ликер для блинчиков: аромат придает, но базовым элементом его не назовешь. Надо сказать, в ходе наблюдений я кое-что заметил: главное – это как они на вас смотрят. Когда девчонке нравится парень, я вижу это сразу – пусть даже она старается это скрыть и смотрит на него украдкой: скосит на долю секунды глаза и тут же отведет взгляд, но что-то в нем говорит парню: «Да». Что-то в нем говорит ему: «Ну наконец-то» и «Уведи меня». Я ничего не выдумываю, это факт, доказанный научно: как объясняет месье Фабр, наш учитель физики, все дело в расширении зрачков. Не всегда легко заметить, если у человека расширяются зрачки, но я замечаю. Наверно, срабатывает шестое чувство. Или я феноменально наблюдательный. Но должен признаться: когда девчонки смотрят на меня, зрачки у них редко расширяются. А может, дело в том, что когда они на меня смотрят, мое шестое чувство отключается, как, впрочем, и остальные пять. Может, как раз потому, что ты не считаешь себя достойным заполучить все чудеса мира, тебе ничего и не достается? В том числе самые красивые девчонки. А может, все сложнее – не знаю, не уверен.

Ладно, прекращаю писать: мама хочет, чтобы я садился за уроки. Сначала уроки, остальное потом, так она говорит, а спорить с ней я не люблю, потому что она сразу начинает злиться: детали я вам описывать не буду. Я пытался объяснить ей, что вести дневник – это тоже интеллектуальное занятие, но ее интересует только мой школьный дневник, в котором записано, что задано на дом. Пока я все не сделаю, она не отстанет. От меня требуется методичность и скрупулезность. Слово «скрупулезность» – новое, я узнал его недавно, но думаю, что легко мог бы без него обойтись.

В моей матери есть что-то твердое и холодное, что-то железобетонное, не знаю, что с ней сделали, чтобы она стала такой, скорее всего, это идет из детства, она иногда об этом проговаривается, но и так ясно, что детство у нее было не сахар. Несчастное детство следовало бы отменить, как и смертную казнь, сразу во всем мире, хотя в Америке ее кое-где еще применяют. Моя мать иногда бывает и ласковой. Я точно знаю, что она желает мне только добра. Даже если ради этого ей сначала надо меня напугать или обидеть. Может показаться, что тут какое-то противоречие, но жизнь часто бывает противоречивой, из зла получается добро, и наоборот. Трудно отделить одно от другого, я понял это совсем недавно, а тому, кто ломает себе над этим голову, прямая дорога в философы. Или в дурдом – как повернется. Лупить она меня почти не лупит, в основном применяет психологическое давление. Не знаю в точности, как его описать. Просто вдруг начинаешь ощущать, как сгущается атмосфера, и тебе становится страшно. Если разразится гроза, мало не покажется. Потом, успокоившись, она смотрит мне в глаза и объясняет, что все это ради моего же блага. Она заставляет меня вкалывать как проклятого и оставаться лучшим в классе, потому что это верный шанс в будущем получить престижную профессию. (Или стать престижным безработным, что тоже не исключено.) Два раза в неделю, даже зимой, я должен ходить в бассейн и до полного изнеможения наматывать на дорожке километры, чтобы в моем здоровом теле был здоровый дух (хотел бы я знать, где она услышала эту идиотскую фразу).

Читать дальше