Александр Чак - Зеркала фантазии

Когда тебе взгрустнется, дружок,
давай ко мне.

У меня огрызок свечи
воткнут в бутылку из-под бальзама,
бурый ломберный столик,
купленный мною вчера,
и стакан дешевого рома.
Давай.
На пол для тебя свою постелю шинель,
в окне для нас заблестит луна,
под соседской стрехой голубки заворкуют,
а я спою тебе песни
про море и про синицу.

Давай…

Мороженое, мороженое!
Как часто в трамвае
ехал я без билета,
чтобы только купить тебя!

Мороженое,
твои вафли
расцветают на всех углах города
за карманную мелочь.

Твои вафли,
волшебно-желтые,
как чайные розы в бульварных витринах,
твои вафли,
алые, как кровь,
пунцовые,
как дамские губы и ночные сигналы авто.

Мороженое,
наилучшие перышки
я продал ради тебя,
самые редкие марки
с тиграми, пестрыми, как афиша,
жирафами длинными, тонкими, как радиобашни.

Мороженое,
твой холод, возбуждающий, как эфир,
я чувствовал
острее,
чем страх или губы девушек.

Ты,
указатель возраста моей души,
вместе с тобой
я учился любить
всю жизнь и ее тоску.

Сегодня мне хочется помечтать
обо всем, что плывет над башнями.

На скамейке в сквере,
там, где дребезжит трамвай,
разве не чувствуешь ты
запахов луга,
мягких и обволакивающих, как дождь?
Как смело березы
улетают там в небо
в белых ночных рубашках.
В хлевах вздыхают коровы.
Пахнет жасмин.
В сарайчиках, маленьких, как мой заработок,
можно зарыться в сено,
осыпающее поцелуями.

Сегодня мне хочется лишь мечтать
и, мечтая, забыть
о том, что опять нужны деньги,
что истерты подметки
и что завтра
я должен найти работу.

Сегодня,
когда бесплатным
остался лишь воздух
в общественных туалетах
да очереди
в городской ломбард
и билетные кассы,
мы с друзьями
забрели в кабачок,
изысканный,
как паркет,
где я пил пиво,
горькое, как хинин,
и слушал вальс
«Дунайские волны».

Затем – привстав –
я запел.

Подскочивший слуга
зашептал мне на ухо,
что я не петушок,
и что лучше мне сесть на место…

– Но… ведь я же свободен! –
гаркнул я
и, свалив его на пол,
продолжал петь
свою песнь – о любви.

И только радио
оставалось спокойным,
рассказывая в тот миг
современную сказку –
об одном
дураке.

Нежная среди нежных,
как мне звать Вас –
Мадонной нашего века,
Сольвейг,
что слетела ко мне
с трепещущих страниц Ибсена
и уселась напротив?

Такая здесь
тишина,
как если бы тени поэтов
баюкали в колыбельках
боль
и умы людей.

Придите
туда, где в тени
бульвара
горит ресторан
волшебной серьгой.

Ночь,
музыка
и Ваши глаза
словно крылья фламинго
далеко от этой земли
и ее забот
о чулках и туфельках новых.

Придите!

Из рюмочек,
крохотных,
как страсть и девичья добродетель,
станем мы пить
ликер,
сладкий, как всё,
чего нет и, увы, не будет.

Поболтаем легко,
с улыбкой,
о вещах,
что глубоки и святы.

Около двух
мило простимся
поцелуем,
овеянным запахом губной помады,
бесхитростно-легким,
как концы современных романов.

Гаснет день. Стихает в кронах ветер,
Траву долу клонит тяжким сном.
Вот и я тебя опять не встретил
Так, как прежде было решено.

Для чего же ты с улыбкой встречу
Мне сулила на закате дня,
Если знала ты, что в этот вечер
Видеть рада вовсе не меня?

Вряд ли чем тревожит твои мысли,
Тот, кто здесь извелся и продрог.
Вечер мне навстречу ветер выслал,
Тьма впитала молоко дорог.

Может быть, кто знает, даже лучше
То, что я тобою вдруг забыт, –
У меня друзья на этот случай
Мрак и ночь, дорожные столбы.

Гаснет день. Стихает в кронах ветер.
Траву долу клонит тяжким сном.
Вот и нынче я тебя не встретил,
Так, как прежде было решено.

В красивейший магазин на бульваре
Зашел, чтобы выбрать носки.