Хён Чжингон - Удачный день

Госпожа Б работала учителем в женской школе и одновременно выполняла роль коменданта общежития при ней. Больше всего она славилась своей истовой религиозностью, крутым нравом и тем, что проживала свои дни в гордом одиночестве. На усыпанном веснушками лице этой уверенно приближающейся к сорокалетию дамы было трудно найти признаки хоть какой-то женственности, как ни старайся, а ее увядшая, сухая и грубая с желтизной кожа сильно напоминала покрытую плесенью чешую рыбы.

Весь ее облик говорил о быстро приближающейся старости, будь то морщинистый лоб, на котором уже почти не осталось гладкой и чистой кожи, или волосы, которые поредели так сильно, что уже и не росли в правильном направлении. Их невозможно было собрать даже в простой хвостик, поэтому госпожа Б просто закалывала их на затылке в неаккуратный пучок, напоминавший коровью лепешку. Юные ученицы в школе ежились и невольно сжимались в размерах от ее леденящего взгляда из-под очков для чтения и всегда плотно сжатых острых губ. От нее веяло строгостью и сухостью.

Больше всего на свете госпожа Б ненавидела любовные письма. Просто до икоты. Разумеется, любовные письма от поклонников школьницам в женском общежитии – вещь довольно частая, да и школа их была известной и славилась своими красавицами, поэтому каждый день сюда обязательно приносили по нескольку писем со страстными признаниями в любви. Вся почта, доставляемая в общежитие, всегда подвергалась тщательной проверке, и любовная переписка ее обитательниц тоже не являлась исключением, неизменно попадая на стол к госпоже Б. От слащавого тона этих писем она приходила в дикую ярость и с красным лицом и дрожащими от гнева руками трясла этими письмами перед лицом учениц.

Особенно доставалось девушкам, которые получали такие письма без какой-либо видимой причины и которые ранее не были замечены в связях с мужским полом. Сразу же после окончания занятий в школе их вызывали в кабинет к строгой преподавательнице. В ожидании очередной жертвы госпожа Б мерила шагами свой кабинет, как тигр в клетке, всем своим видом показывая, что терпеть такое безобразие больше просто невозможно. Как только девушка осторожно входила в кабинет, госпожа Б хищно глядела ей прямо в глаза, медленно приближалась и останавливалась, только когда их лица почти соприкасались друг с другом. Не понимая, что могло вызвать столь сильный гнев, но уже заранее трясясь от страха, бедная девушка невольно переходила на комариный писк.

– Вы меня вызывали?

– Вызывала! Да!

Говорила, как ножом резала. С грохотом пододвигая стул и демонстративно на него усаживаясь, госпожа Б грозно смотрела из-под очков на все еще стоящую ученицу.

– Чего замерла как статуя? Быстро села!

Ее голос повышался до крика. Некоторое время учительница и ученица без слов смотрели друг на друга через стол, в глазах госпожи Б словно читался немой вопрос: «Понимаешь ведь, зачем я тебя позвала?» Через какое-то время она доставала любовное письмо из ящика стола, трясла им перед лицом девушки и начинала допрос.

– Как думаешь, кому пришло это письмо?

Так как на конверте крупными буквами было выведено имя девушки, отпираться было бесполезно.

– Мне…

За этим незамедлительно следовал вопрос об отправителе. Ни адреса, ни имени отправителя на таких письмах почти никогда не стояло, и понять, от кого оно пришло было сложно, поэтому, как только девушка робко заикалась о том, что она и знать не знает, кто мог его прислать, госпожа Б тут же язвительно переспрашивала:

– То есть письмо пришло тебе, а ты даже не подозреваешь от кого оно?

После этого она заставляла учениц читать письмо вслух прямо при ней. Дрожащим голоском девушки декламировали сладкие, как мед, строчки, отчего гнев госпожи Б только рос, как и ее твердое желание докопаться до истины и узнать отправителя. И все робкие заверения молодых учениц, что все это – проделки совершенно неизвестных им особ, о которых они ничего и слыхом не слыхали, и оправдания, что их вины тут нет совсем, разбивались о стену неверия и праведного гнева. На головы девушек обрушивались настоящие потоки угроз и увещеваний: скажи лучше по-хорошему, а то ведь так и до исключения из школы недалеко, да разве будет кто-то писать письма, если он даже адресата лично не знает, не дай бог случилось что-то непристойное, раз пишет, значит, где-то встречались, рассказывай, где, когда и как это произошло… Если девушка делала робкое предположение, что, возможно, это кто-то, с кем она познакомилась во время концерта, прошедшего недавно в школе, или, может быть, на ярмарке в деревне кто был, то госпожа Б тут же с дотошностью полицейского вгрызалась в мельчайшие подробности этих возможных сценариев: кто это был? Как он на тебя посмотрел? Что сказал? С каким выражением лица? После такого допроса девушки выходили из кабинета и чувствовали себя, словно у них только что отняли лет десять жизни, не меньше.