Хабиб Ахмад-заде - Хроники блокадного города

Ты устал слушать? Ведь сам же упрашивал меня рассказать. Что же теперь?.. Ладно, приятель, ладно. Одним словом, в ту ночь, когда должен был вернуться отец, я умолял Бога, чтобы он привез мне точно такой же самолет, какой я видел в витрине магазина игрушек. Однако что, ты думаешь, я увидел на своей подушке, когда проснулся наутро?.. Ну, догадайся. Эх, ты. Ничего. Отец ничего мне не привез! Я, понятное дело, закатил страшную истерику по этому поводу. Тут начался дикий скандал. Мать встала на мою сторону: «Уехал на два месяца, а вернулся с пустыми руками! Он же ребенок!» Раз уж мне придется рассказать тебе все начистоту, должен признаться, что я не только не расстроился, но даже был рад. Я знал характер своих родителей. Одним словом, в тот день я не пошел в школу. Потом отец взял меня за руку, привел в универмаг, и там я показал пальцем в витрине тот самый самолет. Мы зашли в магазин, и я до сих пор прекрасно помню, как тот противный хозяин со своей лживой улыбочкой ответил на вопрос отца: «Какой самолет, господин? Мне очень жаль. Там же внизу написано, что он не продается». С того дня эта фраза тысячи раз звучала в моей голове: «Какой самолет, господин? Мне очень жаль. Там же внизу написано, что он не продается». Продавец оказался прав. Я действительно не подходил близко к витрине, а иначе обязательно увидел бы эту надпись. Услышав это, отец взял меня за руку и, не сказал ни слова, вышел вместе со мной на улицу.

На обратном пути у дверей универмага я познакомился с Фарханом. Правда, он узнал меня первым, потому что обратился к отцу с такими словами: «Это какой? Младший? Прекрасно! Прекрасно!». Тогда он отлично видел, и той знаменитой собаки у него еще не было. Одним словом, в мире все наоборот. Обычно дети запоминают взрослых, а на этот раз именно Фархан запомнил меня ребенком. По дороге домой отец сказал: «Знаешь, кто такой этот Фархан? Кстати, ты слышал раньше это имя? Нет?». Это напрямую связано со всей историей, да еще как. Отец прямо тогда рассказал мне обо всем с начала до конца.

Оказалось, что, когда я был еще маленьким, Фархан жил на нашей улице с женой и двумя дочерьми. Фархан. как бы это сказать?.. Что ж, упокой Боже его душу, ведь о покойниках плохо не говорят. Ладно, приятель, ладно. Был он первостепенным забулдыгой, всегда во хмелю. Жена и дети прямо-таки не знали, что с ним делать. Правда, никто и никогда не видел его пьяным. Фархан всегда выпивал так, чтобы соседи об этом ничего не узнали. Он никогда не ходил по разным там кафе, чтобы там его не встретил кто-нибудь из знакомых, а укатывал на машине вместе с дружками за город, где они находили укромный уголок или. О Господи! О чем это я? Как-то ночью все соседи спали на крышах своих домов, как вдруг их разбудили грубые крики и страшная ругань: «Нелюди! Такие-сякие!» – и еще целый поток отборной брани. Сам я ничего не помню, потому что был еще совсем младенцем, однако отец рассказывал, что видел, как по улице на осле ехал Фархан и ругал всех на чем свет стоит. В конце концов люди вышли из домов, и жена Фархана не знала, куда деться от стыда за мужа. А из-за чего Фархан так разошелся? Да просто так. Он ведь отправился с дружками выпивать, а они почему-то бросили его и отправились по домам. Фархан тоже, будучи сильно пьян, хотел поймать какую-нибудь машину и добраться до дома, но это ему не удалось, а подвернулся лишь этот осел. Одним словом, он взял поводья, забрался на осла и так добрался до своего квартала. Теперь он собирался силой затащить животное через калитку, как вдруг перед ним появилась жена, закутавшаяся в чадру. На ее вопросы Фархан ответил грубо: «Иди, проклятая! Отстань! Эх, друзья! Тоже мне жена! Все вы сволочи! Вот этот осел привез меня сюда! Я хочу оставить его у себя!» Говоря это, он ласкал и целовал несчастное животное. Но всё когда-нибудь заканчивается. Наступило утро, и бедняга Фархан протрезвел. Теперь ему было стыдно смотреть в глаза соседям, и через какое-то время он уехал насовсем.

Обо всем этом мне рассказал отец, чтобы, наверное, я отвлекся и успокоился, но мои мысли были заняты совсем другим. Я думал не о Фархане и его осле, а только о самолете. Одним словом, именно тогда мне пришла в голову эта мысль. Кстати, ты в детстве тоже наверняка желал, например, перед контрольной по математике, чтобы ваш учитель умер или полил такой ливень, что школу пришлось бы закрыть. Думаю, что многие мечтали об этом… Я тоже много размышлял о том, что делать, если что-то не получается купить. Все-таки мне обязательно хотелось заполучить этот самолет, но как можно было это сделать? Днем хозяин магазина смотрел в оба за своим товаром, а вечером Фархан, работавший охранником универмага, запирал на замок оба главных входа. Надо было придумать какой-то иной выход. Да, это кажется глупым, но тогда я думал, что ничего другого мне не остается. Если бы, стоя у витрины магазина, я пристально следил за всем и увидел, что хозяин застыл на месте на минуту, хотя бы на одну минуту, то спокойно зашел бы внутрь, снял самолет и выбежал наружу. Вместе с тем я понимал, что если бы прохожие или, скажем, другие покупатели увидели, что хозяин замер на месте и какой-то мальчишка несется сломя голову, то заподозрили бы неладное и стали кричать: «Эй! Держите его! Держите!» Тогда бы все было кончено. Или прохожим надо было тоже застыть как вкопанным, но для этого мне пришлось бы еще пристальней за всем следить. Охранник универмага Фархан стоял на своем месте, и когда я добежал бы до него, он тоже должен был застыть. А что бы я делал на улице? Если бы там люди увидели, что в универмаге все будто окаменели, то и они обязательно попытались бы разузнать, в чем дело. Поэтому пришлось бы сделать так, чтобы все прохожие, водители и мотоциклисты тоже замерли на своих местах, так что я бы пробрался через них и добежал до нашей улицы. Уже дома, где, как мы думаем, нас уже никто не побеспокоит, все члены семьи тоже были бы чем-то отвлечены, а я бы припрятал самолет в надежное место, и всё, как и прежде, пошло бы своим чередом. Я даже подумал о птицах. Если бы они не застыли на месте и по своему обыкновению продолжали взмахивать крыльями, наверное, один из этих людей перед тем, как замереть, любовался бы ими. Когда же он опомнился бы, то сразу бы увидел, что птицы исчезли, и тогда что-то бы заподозрил. Но нет, должен признаться, что в ту минуту я ошибался. Люди настолько рассеянны, что если застынут на месте не только на час, но и на год, все равно будут говорить себе: «Вот опять задумались и не заметили, как прошло время».