Тревор Зара - Вызовы

В день похорон отец попытался себя оправдать. Попытался напомнить бабушке, что её дочь умерла от рака кишечника и что его поведение ничего не могло изменить. Но бабушка выгнала его за порог и, плача, прокричала: «А лекарство, которое ты ей предложил, – это ночи, проведённые вне дома, когда ты купался в виски и проматывал свои и своего сына деньги!»

Когда в те годы бабушка сажала его на колени и прижимала к себе, то начинала медленно укачивать и давать наставления, чтобы он не пошёл по стопам отца, убийцы его матери, преступника, который отправил её дочь на тот свет в тридцать три года. Сейчас, когда он видит своего отца поникшим, с уже согбенной спиной и всегда молчаливым, то Глен порой начинает сомневаться, не были ли те прошлые скандалы всего-навсего страшным сном. Не может такого быть, что этот тихий мужчина, всегда в одиночестве мастерящий макеты кораблей в комнатке на крыше, и есть тот самый убийца, о котором говорит бабушка. Но потом на него наваливаются воспоминания, и его сердце вновь черствеет. Он поклялся вести войну с отцом и будет верен этой клятве до конца. Как только ему исполнится восемнадцать лет, он соберёт вещи и уйдёт. Начнёт работать, где-нибудь снимет жильё, хоть на краю света, но уйдёт. И если ему будет не хватать денег, то переедет жить к бабушке.

Вскоре перед ребятами появилась Белая Башня, молчаливо стоявшая на голой скале, одиноко грезившая о галерах и галеонах, не замечая моторных лодок и виндсёрфов, скользящих по морю напротив. Как только они до неё дошли, Глен резко остановился, засунул руки в карманы, повернул к друзьям голову и сказал тихим голосом:

– Те пакеты с фальшивыми деньгами… их сделал я! Остальные четверо встали как вкопанные. Поначалу решили, что он шутит, но, когда увидели его серьёзный взгляд, прикованный к земле, откуда он пытался выковырять камушек носком ботинка, то сразу поняли, что Глен не шутил. Потом Катя нарушила тишину:

– С чего вдруг? Зачем ты устроил весь этот переполох?

Обычно Глен нечасто улыбался. Постоянно прищуривал глаза, словно от солнца. И губы его всегда были сжаты. Но от вопроса Кати на его лице промелькнула тень улыбки. Он разлёгся на скалистой земле и тихим голосом произнёс:

– Да так! Без всякой определённой цели. Хотел приколоться над этой противной деревней. Думал, может, удастся пробудить её от глубокой спячки, в которую она впала. И у меня получилось! Слыхали, все только и делают, что говорят об этом? Мэр, мисс Гатт, Фредди Бургер и все остальные. Каждый старается найти скрытый мотив. Но у них это не получится. Потому что никакого мотива нет. Никому и в голову не придет, что кто-то проделает такую работу просто так, ради развлечения!

Остальные четверо уселись рядом с ним на скале. Они знали, что Глен самый смелый из них, его никогда и ничто не волнует, он никогда ничем не заморачивается, всегда спокоен и уверен во всём, что говорит и делает. И никто из них даже и не догадывался, что Глен способен на такое.

– Ты рисковал, – вдруг сказала Селина. – Тебя же мог кто-нибудь увидеть!

Но предыдущие слова Кати словно дали ему новый заряд энергии. Глен повернулся на бок и с горящими глазами принялся им рассказывать, как отсканировал банкноту в десять лир, как отсканировал лицо мэра с журнала, который местный совет рассылает по домам. Как потом с помощью графического редактора соединил их и наштамповал своим принтером двадцать четыре купюры. И что во время всех этих действий он предусмотрительно использовал резиновые перчатки, чтобы не оставить никаких отпечатков пальцев. Он продолжил им объяснять, как с большим терпением нарезал газетные листочки размером с банкноту в десять лир, разложил их по пакетам и вышел разнести эти пакеты рано утром, когда было ещё темно.

Глаза Селины заблестели пуще прежнего. Она всегда восхищалась Гленом. Его голос, походка, проницательный взгляд, полные, но пропорциональные губы, широкие плечи – всё это зажигало в её сердце огонь. Даже та маленькая серёжка в его правом ухе, которая на других юношах может выглядеть вульгарно, на Глене смотрелась прилично и к месту.

– Конечно, рисковал, – подытожил Глен. – В этом-то и есть весь смысл. В риске. Ничто не даёт большего удовлетворения, чем риск!

Комната на крыше была построена как прачечная, но Франс переделал её в мастерскую. У него там был механический лобзик и длинный верстак, заваленный кусками фанеры, клубками хлопковых ниток, пилками, пинцетами и тонкими операционными лезвиями. Там Франс забывал всё на свете. Судьба свела его с господином Антоном Мускатом, который пробудил в нём любовь к созданию моделей кораблей. Франс стал образцовым учеником, и вскоре эта любовь переросла в страстное увлечение. В этой комнатке наверху Франс проводил долгие часы, нарезая тонкие полоски из дерева, отмеряя, моделируя, клея и с большим терпением и осторожностью формируя шпангоуты и футоксы, которые потихоньку превращались в каркас нового судна. Эта комнатка на крыше не только трансформировалась из прачечной в мастерскую, но также стала гаванью, где стояла на якоре шебека [1] Шебека – парусно-гребное вооружённое судно «Святой Дух», две бригантины, еще одно парусное судно и военный корабль, к которым вскоре должен был присоединиться галеон «Святая Анна». Франс несколько месяцев рылся в книгах, ходил по музеям, фотографировал и набрасывал чертежи, надеялся, что «Святая Анна» станет его шедевром. От господина Антона он узнал, что серьёзная модель – это не та, которая вырезается из сплошного куска дерева или же формируется слой за слоем из цельной древесины. Модель первоклассного качества должна строиться также, как и большие суда. «Святую Анну» он хотел смастерить до мельчайших деталей, отобразить все пушки, полную тросовую оснастку и даже статуэтки на носу судна, включая Святого Джузеппе, который находится в церкви Рабата.