Том Кокс - Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами

В «Перевернутом доме» коты тоже менялись – пожалуй, более ощутимо. Довольство Медведя жизнью стало таким откровенным, что начало смахивать на снобизм. Мало того, наш ветеран разучил новое движение под названием «песик из рекламы». Он отрабатывал его, когда заставал меня в кухне одного: легкий наклон подбородка в сочетании с округленными глазами, за которым следовал едва заметный кивок в сторону тумбочки с кошачьим кормом. Ральф без Пабло выглядел куда счастливее, но меня мучило сомненье: вдруг Ральф чувствовал себя неполноценным – ведь война против рыжика так долго была смыслом его жизни? Мои мечты о том, что Ральф прекратит орать в пять утра под окнами: «РАЛЬФ!», сбылись. Теперь в пять утра он орал под окнами: «АЛЛОУ!» Удивительный кот давал мне очередной повод похвастать им перед друзьями. Однако со временем он все чаще вызывал ассоциации со старичком, который на другом берегу озера кричал на уток. После четырехсотого прослушивания новизна пропадала и оставалась банальная рутина. У каждого из нас была своя работа. У меня – сидеть за компьютером и писать. У Ральфа – раз за разом орать во весь голос странные человеческие приветствия и ждать, пока кто-нибудь придет и, обозвав его невыносимой пародией на петуха, мягко подтолкнет крикуна в сторону кошачьей дверцы. Не бог весть какие занятие, но куда ж от них денешься?

Пока мы с Ди жили вместе, от меня коты требовали еды и внимания особенно рьяно. Осознал я это лишь тогда, когда после ухода Ди они удвоили свой натиск. Понятия не имею, чем это было вызвано. Нельзя сказать, что Ди вела себя с ними сурово, как викторианская учительница. Она просто успешнее, чем я, игнорировала наглые претензии пушистых бандитов. Может, они читали в моих глазах готовность уступить? Или все дело в естественном отборе: сильные охотились на слабого, как с незапамятных времен заведено в животном и человеческом мире? Словом, без Ди коты совсем распоясались.

Джанет с Шипли, по-моему, вообще провели совещание и решили, будто при должном старании смогут вытолкать меня из кабинета на нижнем этаже и допинать до холодильника двумя лестничными пролетами выше. Раньше я наивно полагал, что слово «кусака» относится к собакам. Шипли меня в этом разубедил. В конце 2009 года он стал неистово преследовать меня по всему дому. «Интересно, можно ли получить судебный запрет на приближение к тебе твоего собственного кота?» – подумал я, когда посреди разговора с почтальоном ощутил боль и увидел маленькую черную морду, аккуратно присосавшуюся к моей лодыжке.

Снижение численности котов с шести до четырех, несомненно, имеет определенные преимущества. Одно из них состоит в том, что уборки становится чуть меньше. Пабло с Бутси линяли беспощадно. Иногда я с тоской вспоминал их милые привычки. Рыжик так забавно подцеплял лапой кормушку, Бутси так грациозно балансировала на диванном подлокотнике… Зато теперь я мог, по крайней мере, утешать себя тем, что у меня снова два темно-синих дивана. Раньше был один рыжий, другой – серый. Тем не менее я по-прежнему на два часа в неделю нанимал уборщицу.

Когда я говорю кому-то, что мой дом убирает за деньги посторонний человек, то всегда слышу в голове один и тот же голос. Он не принадлежит никому конкретно; скорее это хор позабытых школьных друзей и выросших в бедности старых родственников. Голос явно произносит: «Ай, молодец!», только звучит скорее как назойливая пожарная сигнализация. Услышишь такую в гостинице посреди ночи – и потом стыда не оберешься, бегая голышом по этажам. Ну и пусть голос меня осуждает, все равно по понедельникам, после ухода уборщицы Мелиссы, я чувствую себя чистым и спокойным: кошмарное видение дома, напрочь изгаженного котами, изгнано на целую неделю. Словом, для меня толика профессиональной уборки – залог того, что я не превращусь в суперзлодея по имени Плохой кошатник. Подобная угроза висит надо мной с две тысячи пятого года. Медведь тогда переживал очередную черную полосу, и мы с Ди при помощи ультрафиолета проводили непростую экспертизу подозрительных пятен на занавесках и шкафах.

Мелисса работала на меня уже полтора года, что давало мне повод для гордости. Пусть я не удержал жену, зато наконец нашел рецепт, как удержать уборщицу. В прошлом мне и это не удавалось. Да, Элейн любила моих котов, но она вышла на пенсию, а для Грейс работа уборщицей была лишь временной. Зато Валери, которая однажды просто бесследно исчезла, так и осталась загадкой. В фирме, где работала Мишель, мне ответили, будто та «нашла другой вариант» и потому взяла расчет. Однако мне не давала покоя наша с Ди упаковка презервативов, случайно оставленная на виду в день уборки. Что же до наручников, валявшихся на следующей неделе на кухонном столе, – то был рекламный подарок. Его прислала DVD-компания, для которой я писал в газете рецензию на полицейский сериал. Я их и не расстегивал-то ни разу, и уж тем более не собирался использовать! Вот только Мишель этого не знала. Возможно, она и правда нашла работу получше или ей не понравились коты, а возможно, уход Мишель спровоцировала книга Гея Талеса. «Возлюби жену ближнего своего» – умное и сдержанное исследование секс-индустрии семидесятых, но по пикантной обложке об этом вряд ли догадаешься. Я беспечно бросил открытую книгу на кровати, а вернувшись домой, обнаружил ее на тумбочке – закрытую. Памятуя о свежем происшествии с наручниками, я пожалел о том, что не спрятал Талеса подальше.