Virginie T. - Танцуй, Мой Ангел

– Ты гораздо выразительнее, чем думаешь, Кейтлин Кэт. Не делай этого, дорогая. Эта еда важна для нашей семьи.

– Ты думаешь !

– конечно. Для меня это очень важно. Я хочу воссоединить сына и дочку.

Эти умоляющие глаза … мне давно хотелось иметь такие же. Это наверняка изменило бы мою жизнь !

– Ты манипулятор, бабушка. Мне просто нужно переодеться, и я готова.

– Ты самая лучшая девочка на свете.

– Я в этом не сомневаюсь.

Она останавливается перед дверью и протягивает мне конверт, который был засунут под нее. Я хватаю ее дрожащими руками. Я начала опасаться курьеров.

– И Кэт, надень, пожалуйста, красивое платье. Я не хочу, чтобы твоя мама впала в истерику, увидев тебя в рваных джинсах, как в прошлый раз.

Увидеть его лицо в тот момент действительно стоило того. Тем не менее, у меня нет сердца, чтобы улыбаться. Я разворачиваю кроваво-красный конверт, заранее зная, что в нем. Все письма с угрозами, которые я получила, были идентичны этим. Я сразу узнаю полный гнева почерк, покрывающий бумагу. Она грубая и жестокая, как словами, так и рисунком, настолько сухая и выдержанная, что создавала дыры в листе под скороговоркой жестов.

"Ты меня не послушала. Я сказал тебе, что ты моя, и запретил показывать всем свою задницу. Ты должна была уйти от себя, когда у тебя была такая возможность, вместо того, чтобы быть твоей шлюхой. Теперь дело за мной. Ты будешь танцевать только для меня. Я пришел за тобой».

Мое дыхание короткое и отрывистое, а руки так дрожат, что лист падает на пол. Он впервые написал о своем намерении прийти ко мне, потому что это мужчина, в этом нет сомнения. Первые же письма, дошедшие до меня, заставили меня думать о слишком притяжательном поклоннике. Он рассказывал в своих письмах о жизни супружеской пары, которую он представлял для нас, с большим подкреплением непристойных высказываний. Со временем описания стали более сырыми, а высказывания-более угрожающими. Он перешел от ‘Я возьму тебя во все стороны ‘к"я буду насаживать тебя на свой член и трахать тебя, пока ты не закричишь от боли". Он также упрекает меня в отсутствии реакции и участия в нашей паре. Какая пара ? Я не знаю никого настолько крутого, чтобы выдумать со мной какую-нибудь похабную историю. То, как он меня представляет, ясно показывает, что мы не знакомы. Видимо, он решил исправить этот факт. Я достаю из сумочки мобильник, пытаясь восстановить контроль над собой. Так как письма стали источником беспокойства, я передаю их директору балета, который связался с полицией. К сожалению, на данный момент у инспекторов нет никаких зацепок, и, по их словам, беспокоиться не о чем. Il я слышала, что большинство анонимных сталкеров никогда не переходят к делу. А как же остальные ? Мне не дали ответа. Считайте, что я параноик. Ладно, я немного. Допустим, у меня есть естественная склонность все экстраполировать. Но пришло время прекратить эти письма.

– Кейтлин ! Ты была великолепна. Отзывы зрителей очень хорошие.

– Спасибо, сэр, но я звоню вам не для этого.

Я слышу, как он вздыхает в трубку. Я ему тоже не нравлюсь. Он терпит меня, потому что я ему полезна. Я приношу ему большие деньги, и он чувствует себя вынужденным прилагать со мной усилия.

– Что я могу сделать для тебя ?

– Я получил новое письмо.

– Мы уже об этом говорили. Ты должна пройти мимо и выбросить их, не открывая. Этот человек никогда не пойдет на такое.

– Вообще-то, я получила одну из них у себя дома, а одну проскользнул в мою гримерку..

Наступившее молчание успокаивает меня. Может быть, меня наконец-то примут всерьез.

– Оставь их в охране, когда выйдешь из театра. Я передам их в полицию.

– Спасибо, сэр.

– Ничего, Кейтлин. Наслаждайся своим вечером. Ты заслужила это. Увидимся завтра и поговорим о расследовании.

– Хорошо. Увидимся.

Я испытываю облегчение от этого звонка. Я просто надеюсь, что с этими новыми письмами сделают все правильно. Я уже достаточно боюсь окружающего мира, не прибавляя страха психопата.

Я быстро готовлюсь. Не то чтобы я спешила разыскать родителей, но мне не терпится избавиться от этих проклятых писем, вид которых я терпеть не могу на своем туалетном столике. Я покидаю театр после последнего взгляда в зеркало, доверяя курьерам безопасность.

Мои родители не изменились ни на дюйм. У моего отца всегда седеющие в бою волосы и пронзительно-голубые глаза, такие же, как у меня, а мама в строгом брючном костюме и шиньоне без торчащей пряди. То, как они на меня уставились, тоже ничем не отличается от того, когда я была маленькой. Как будто я инопланетянка, которую невозможно расшифровать.