Маргарет Этвуд - Ущерб тела

Он подозвал стюардессу и попросил стакан воды.

– У нас есть только эль, – говорит она.

– Давайте, что есть, – отвечает он. И расплывается в бульдожьей улыбке. – Крайне полезная фраза у нас в стране.

Приносят эль, и он пьет свой аспирин, а потом протягивает пластиковый стаканчик Ренни.

– Спасибо, – говорит она. – Я оставлю на потом.

Она держит таблетку в руке, раздумывая, не обидела ли собеседника, но, если и так, он ничем этого не показывает.

– Я владею обширными статистическими данными, возможно, они вам пригодятся, – говорит он. – По безработице, например. Или вы предпочли бы подробнее узнать о Ботанических садах? Буду счастлив сопровождать вас, я серьезно интересуюсь ботаникой.

Ренни решила не спрашивать его о ресторанах и теннисных кортах. Она благодарит его и отвечает, что поймет, что именно ей интересно, когда окажется на месте.

– Похоже, мы приближаемся, – говорит он.

Тут самолет делает нырок. Ренни всматривается в иллюминатор, надеясь что-то разглядеть, но снаружи слишком темно. Она различает некий контур, горизонт, зубчатый и более темный, чем небо, но тут самолет устремляется вниз под углом в 45 градусов и в следующий миг касается земли. Ее бросает вперед, хорошо, что она пристегнута, а самолет начинает тормозить, чересчур резко.

– У нас тут короткие взлетно-посадочные полосы, – говорит мужчина. – Прежде чем направить жалобу нынешнему правительству, я пытался как-то повлиять на ситуацию. В то время я был министром туризма. – Он криво усмехнулся. – Но у премьер-министра были другие приоритеты.

Самолет выруливает и останавливается, проход тут же забивается людьми.

– Было приятно познакомиться, – говорит Ренни, когда они поднимаются.

Он протягивает ей руку. Ренни перекладывает таблетку в другую руку.

– Надеюсь, вам здесь понравится, мой друг. Если вам понадобится помощь, не стесняйтесь, звоните мне. Все знают, где меня найти. Меня зовут Пескарь, доктор Пескарь, как рыба. Мои враги любят шутить на эту тему. Мол, мелкая рыбешка в мелкой заводи. Искаженная французская фамилия. Вообще после них много чего здесь осталось. Наши предки были сплошь пиратами.

– Серьезно? – говорит Ренни. – Дичь какая.

– Дичь? – говорит доктор Карась.

– Фантастика, – говорит она.

Доктор улыбается.

– Когда-то это было обычное дело, – говорит он. – Некоторые пираты были весьма уважаемые люди. Вступали в браки с англичанками и так далее. Муж есть у вас?

– Простите? – говорит Ренни. Вопрос застал ее врасплох: никто из ее канадских знакомых не спросил бы об этом.

– Ну мужчина, – говорит он. – Нас тут не очень волнуют формальности.

Ренни пытается понять, скрыт ли здесь сексуальный намек.

– Со мной нет, – говорит она.

– Может, он приедет позже? – спрашивает доктор. – Он с ожиданием смотрит на нее, и Ренни видит, что это не заигрывание, а тревога.

Она улыбается ему и надевает на плечо сумку с камерой.

– Со мной ничего не случится, – говорит она. Хотя и сама в это не верит.

Когда Ренни вынырнула из забвенья анестезии, то сначала не почувствовала ничего. Она открыла глаза, увидела зеленый свет, потом снова закрыла. Она не хотела смотреть вниз, не хотела знать, сколько тела у нее отняли. Она лежала с закрытыми глазами, понимая, к своему огорчению, что находится в сознании. А еще она осознала, хотя раньше не признавалась сама себе, что боялась умереть во время операции. Она слышала истории про людей, которые впадали в шок или не переносили анестезию. Это могло случиться и с ней.

Она не чувствовала левую руку. Хотела пошевелить и не смогла. Тогда она пошевелила правой и только в этот миг поняла, что кто-то держит ее за руку. Она повернула голову, с усилием открыла глаза и увидела, почему-то страшно далеко, словно глядя в широкий конец подзорной трубы, силуэт мужчины, с темным нимбом вокруг головы. Дэниел.

– Все хорошо, – сказал он. – Она была зловредная, но, думаю, мы все выскребли.

На самом деле он сказал, что спас ей жизнь, по крайней мере на время, а теперь пытается втянуть в эту самую новую жизнь. Вот так, за руку.

«Зловредная», – думает Ренни.

– И что теперь, – сказала она.

Во рту у нее тяжело и вязко. Она посмотрела на его руку, обнаженную до локтя, рядом с ее собственной рукой на белой простыне. По его коже, словно язычки темного пламени, стелились пучки волос. Пальцы обхватывали ее запястье. Она же видела не кисть руки с пальцами, а какие-то отростки, вроде растения или некоего отдельного существа с щупальцами. Вот оно задвигалось: он похлопал ее по руке.