Александр Лабрюфф - Хроники одной бензоколонки

Он смотрит на нее в упор, в глубоком шоке:

– Как вы можете говорить такое? Такое непотребство? Да еще ребенку.

И он пускается разглагольствовать о превосходстве шашек над шахматами, об их образовательных достоинствах, о высокой дисциплине мысли. Он говорит: «Шашки – школа жизни». «Шашни – школа плоти» – лезет мне в голову старый фильм. Он говорит:

– Знали ли вы, что Пессоа…

Она: таращит глаза. Он: упрямо, одержимо объясняет, что Пессоа боготворил шашки. «Ах, Пессоа…» Тут он прерывается и вскрикивает:

– Я никто. Я никогда никем не буду. И захотеть стать кем-нибудь я не могу. Но мечты всего мира заключены во мне [4] Пессоа Ф. Табачная лавка (пер. А. Богдановского). .

После минутного замешательства посетительница обиженно уходит, волоча за руку своего отпрыска. Черт! Забыла расплатиться. Я выбегаю следом. Рев ее черно-белого «Мини» глохнет в общем потоке машин.

Я возвращаюсь внутрь.

Мой друг жует крокодила. Говорит:

– Вздорная баба. Не, ну что она о себе возомнила на своей «Мини», в этих ботинках, с аргументами второклашки? В таких случаях, Бовуар, у тебя, в общем-то, два варианта. Злиться, но злость – это слишком просто, это похлебка для нищих. Или же быть сюрреалистом: смотреть на все как сюрреалист, когда чувствуешь, что диалог невозможен.

Я:

– Вариант заткнуться у тебя тоже был.

Он жмет плечами. Я слушаю, как дождь стучит по крыше заправки. Изучаю клетчатую доску. Кажется, некоторые шашки не на тех местах. Я возмущаюсь:

– Ах ты мухлевщик.

Потом:

– Это не Пессоа, это По говорил про превосходство шашек над шахматами, над их «мнимой изощренностью» [5] Цитата из предисловия к рассказу «Убийство на улице Морг» (пер. Р. Гальпериной). .

Ньецленд смотрит на меня из-под своей шевелюры пуделя и пожимает плечами:

– Да без разницы.

Хотел бы я быть Бодрийяром. Быть выше всего этого. Но, от раздражения, я опрокидываю клетчатую доску.

Будучи мировым перекрестком (поляризующим, централизующим общество, точнее его эссенцию: общество машин и подвергшихся лобавтомобии существ), моя бензоколонка в то же время находится нигде. Зажатая между окружной трассой, гостиницей «Маяк» и подлежащей сносу панелькой, напротив склада «Горизонт», пустыря и старого заброшенного домишки, заправка – как космический корабль, упавший на чужую землю, чужую территорию, населенную чуждыми ему тварями.

Яркий представитель тварей – мой босс – подъезжает к заправке. В душе он бизнесмен: держит несколько заправок по объездной, а также пару прачечных. Я в его империи – расходный материал. Время от времени он заглядывает проверить счета, заявки, жалобы. Сегодня он, видно, не в духе. Может, цены на бензин упали. Или жена доконала.

Он подходит и вдруг выпрямляется, глядит на меня, мрачный как ночь. Обводит (неопределенным круговым жестом) стену с двадцатью шестью фотографиями американских бензоколонок, сделанных разными фотохудожниками и исследователями (информация о них – на цветных стикерах рядом), и спрашивает:

– Могу я узнать, что это?

Его рука останавливается на особенном снимке: это Ричард Лонгстрет, заправка на трассе 66, Маклин, Техас, где-то 1970-е, – на навесе красно-белая надпись:

BULL HORNS GAS 2 GIFT SHOP [6] Магазин «Все – от бензина до сувениров».

Я загораюсь:

– А, у вас глаз наметан, это лучший снимок, заправка на трассе 66 в Штатах. Здесь есть все: и мощь, и тщета, и поэзия, и вечность, и зов пустыни, и хрупкая красота желания…

Он орет:

– Вам тут не галерея Леруа Мерлен! Снимайте это сейчас же.

Я недоумеваю, при чем тут Леруа Мерлен. Мучаюсь загадкой этой связи. И скрепя сердце исполняю приказ.

Пока я снимаю фотографии, балансируя на шаткой табуретке, молодая азиатка паркует свой велосипед перед окном заправки. Вот она, минута благодати. Моя еженедельная дальневосточная эпифания. Эта девушка – мираж. Возможно, из другой галактики. Каждый вторник, всегда в один и тот же час, в шесть вечера, неизменно на каблуках, в колготках (черных или телесного цвета) и горошистой юбке (подчеркивающей ее красоту и невинность), она покупает пачку чипсов с луком и уходит. Я, не шевелясь, смотрю, как она входит в магазин. Задерживаю дыхание. Все сжимается, замирает. Время. Заправка. Пространство. Сердце.

Кто она? Какая она? Легкая или глубокая? Абстрактная или конкретная? Китаянка или кореянка? Видение или откровение? Хочет ли переспать со мной? Я хочу знать о ней все.