Скарлетт Томас: Орхидея съела их всех

Тыквы. Повсюду. Тысячи тыкв.

В наши дни, выходит, можно ССС все, что угодно?

Волосы у Брионии до сих пор мокрые после душа в гостинице. Она выходит из машины в холодных и синих октябрьских сумерках рядом с фермерским магазином “Старый Грузовик”. Она уже проехала Эш и проехала дом, дожидаясь, когда наконец высохнут волосы, ведь в тот день сильного дождя не было, и как она объяснит… А воспользоваться гостиничным феном она, разумеется, не могла, потому что ее кудрявая копна не терпит фена и требует нежнейшего обращения – сушить ее можно, только поглаживая, ласково расчесывая пальцами и всячески балуя… Где-то далеко позади валят лес на растопку: до Брионии доносится рев цепных пил, которые будут работать всю зиму напролет, а еще временами раздается лай немецкой овчарки, не оставляющей без внимания ни одного прохожего. Но зато у Брионии будет тыква. Почему именно Брионии выпало добывать тыкву в день ее выпускного, загадка. Но этим можно оправдать опоздание. Интересно, Холли станет есть тыкву? Возможно, в густом нежном супе-пюре со сливками? Или в пироге? Но думать о пироге сейчас, после того, что Бриония сделала? Однако же она думает о Холли, самое главное в пироге и всем остальном – Холли… Полая тыква нужна Холли для школы, а из мякоти Джеймс приготовит что-нибудь. Может быть, торт. Нельзя ли как-нибудь отменить то, что она сделала с Олли? Нет. Но, вероятно, ей удастся отменить это хотя бы у себя в голове. Сегодня она будет примерной женой и хорошей матерью, и…

Но она до сих пор ощущает жжение в том месте своего тела, где совсем недавно был Олли, и, конечно же, до сих пор слышит слова, которые он ей говорил. Но ведь она сама просила его говорить их. Возможно, надо было попросить его говорить что-нибудь другое. “Милая, я люблю тебя!” – пожалуй, было бы лучше. Но то, что между ними произошло, – очень реально, опасно и безжалостно, такою порой бывает сама жизнь. Просто трудно относиться к этому спокойно, когда находишься в поле среди тыкв, и вокруг темнеет, да так, что уже почти ничего не видно, и…

– Дорогуша, все нормально? – спрашивает один из тех, с пилами.

– Да, спасибо. Пытаюсь понять, как их выбирают.

– Возьмите одну вот из этих? – предлагает он, указывая на стол, уставленный тыквами. – Только сегодня сорвали.

Бриония должна сорвать тыкву сама. Это как-то правильнее и поможет отвлечь внимание от того факта, что она так поздно вернулась домой после обеда с однокурсниками. Хотя, если вдуматься, какая разница между тыквой, которую ты сорвал сам, и той, которую сорвал кто-нибудь другой? Ведь она может сказать, что сорвала ее сама, и…

– Спасибо, – говорит она, отдает деньги за тыкву и укладывает ее на сиденье рядом с собой, будто голову любовника, с которым попала в страшную автомобильную аварию. Сумочку ставит на пол.

Приехав домой, Бриония не сразу узнает машину Клем, стоящую перед калиткой. Почему она здесь? А, ну конечно. Она ведь ушла от Олли. Наверное, приехала переночевать. Конечно, это странно, но… Бриония вдруг вспоминает, что на телефон пришло какое-то сообщение, которое она тогда не прослушала. Ну да ладно, теперь уже поздно. Все равно в сообщении наверняка что-нибудь такое, что она уже и так знает, и… Должна ли она сказать, что видела Олли? Да. Они выпили с ним и с остальными, и ей показалось, что у него не все в порядке, но подробностей она не знает, и…

Флёр уже позвонила по телефону и теперь стоит на кухне и смотрит в окно на сад, который медленно растворяется в мягкой темноте позднего летнего вечера. Бутылочка все еще лежит в обувной коробке. Рядом – стручок. Короткий путь, короткий путь, но… Если в этой жизни все сложилось не так, то… Если это нормально – любить своего брата, то… Если невозможно уйти от всего этого с помощью медитаций, то… Она ведь пробовала. И к тому же она все равно уже позвонила. Дыши. Угомони свои руки, девочка, пускай не дрожат. Спокойно. Найди чистую посуду. Может быть, чашку – из того сервиза, который подарил Чарли. Да. Сначала жидкость из бутылочки, потом – стручок, и…

Теперь остается только дышать – и ждать.

Клем старается не встречаться взглядом с Брионией. Похоже, в гостинице Бриония нажала не на ту кнопку, когда зазвонил телефон. Она, видно, даже с гребаными телефонами не умеет обращаться. Воздух в комнате горький от эмоций, которые вынуждены находиться тут и не могут вырваться наружу. Пахнет смесью высохших слез, несвежего дыхания, детских тарелок, которые так до сих пор и не убрали со стола. Бриония замечает, что, несмотря на всю эту трагедию, Джеймс приготовил цветную капусту, запеченную в сыре, и Холли оставила большую часть своей порции не съеденной: ну какой ребенок в двенадцать лет станет есть цветную капусту, запеченную в сыре? У нее ведь цвет и консистенция гноя. Холли и Эш – в зимнем саду, смотрят DVD, поэтому взрослые полушепчут и полушипят друг на друга.