Анне Провост - Падение

– Я же не виновата, что телевизор украли! – обиженно сказала мать, поняв, что я не собираюсь ночевать с нею в гостевой.

НАЗАВТРА солнце начало припекать уже с раннего утра, и я решил первым делом отправиться в Монтурен подстричься. Волосы липли к шее и ко лбу и раздражали меня. Это было ошибкой, теперь-то я понимаю. Мысленно отматывая события назад, я вижу: как раз тогда и начались мои неприятности. Хотя сейчас что уж говорить. Сколько б я ни лежал зарывшись лицом в подушку, как бы ни чесал башку, мечтая повернуть время вспять, я ведь понимаю: это невозможно. Никогда больше я не проснусь с чистой совестью, как тем утром. Лишь во сне порой удается поверить, что все это мне приснилось.

Я пошел по пастушьей тропе, как делал всегда, с раннего детства. Как быстро и безопасно преодолеть утес Шаллон, мне показал дед. Сам он в последние годы уже не отваживался на спуск: слишком трудно, да и торопиться ему было некуда – он мог спокойно спуститься вниз по главной дороге. С собой я взял лишь немного денег и пластиковую бутылку с водой из-под крана. По сторонам я почти не смотрел; шел и воображал, как мы с друзьями устраиваем барбекю во дворе. Но, дойдя до фруктовых садов, отметил, что на сборе урожая занято на удивление много арабов, даже больше, чем в прошлом году. Да и по дороге через Сёркль-Менье бросалось в глаза, что на каждом углу, во дворах и даже на парковках выросли домики из гофрированного железа, а внутри штабелями навалены матрасы сезонных рабочих.

Направлялся я к парикмахерше по имени Надин – ровеснице матери, я стригся у нее с детства. Работала она быстро и брала не так дорого, как столичные мастера. Дверь и окно салона были распахнуты, чтобы устроить сквозняк.

– Не будешь потом жалеть? – спросила Надин, прежде чем взяться за ножницы.

Она обмакнула расческу в стакан с теплой водой. Кончики пальцев у нее были черно-коричневыми от краски, короткие ногти обгрызены, и руки напоминали обезьяньи лапы.

– С длинными волосами слишком жарко сейчас, – решительно ответил я, и ножницы защелкали.

Я представлял, как падают на плиточный пол обрезки моих каштановых волос, потемневшие от воды, и испытывал смесь радости и сожаления. Шея постепенно оголялась – странное ощущение.

– Ты пользуешься детским шампунем? – спросила Надин.

– Да, – ответил я, не шевеля головой.

– По запаху поняла. Его ни с чем не спутаешь.

Ее рука ползала туда-сюда по моей голове, как скорпион.

– У тебя густые волосы, – сказала она. – Это у вас семейное. У твоего дедушки тоже была такая грива.

Немного помолчала и неожиданно добавила:

– Вам, наверное, непривычно теперь тут отдыхать – без него.

Надин опустила ножницы, чтобы услышать ответ, но я молчал, и она вновь принялась за работу.

– И надо ж было, чтобы те двое как раз сейчас приехали к сестре Беате. В городе говорят – совпадение, но, если честно, в это трудно поверить.

Подул теплый ветерок, занавеска от мух на входной двери заколыхалась. Я не особо вслушивался в болтовню Надин. Она, видно, это поняла и кончиками пальцев надавила мне на шею.

– Ну помнишь, женщина с дочкой из Нью-Йорка? Черноволосая девочка, вы вместе играли, хоть вам и запрещали.

Взяв меня за подбородок, Надин развернула мою голову. Волосы на макушке она оставила длинными, намного длиннее, чем на шее, и аккуратно зачесала их вниз.

– Твоя мама, помню, рассказывала, как вы прятались от сестры Беаты в подвале монастыря.

Надин перегнулась через меня, чтобы взять зубчатые ножницы. Ей тоже было жарко. Сзади на ее майке, между лопатками, темнело влажное пятно.

– Кейтлин, – сказал я и сам удивился, что имя всплыло в памяти. Об этой девочке я не думал годами. И все же, услышав про монастырский подвал, сразу вспомнил, как ее звали.

– Точно, Кейтлин, – повторила Надин чуть ли не с облегчением.

Чем дольше она работала, тем явственнее вырисовывался контур моего лица – тонкий, почти девичий… Я смотрел на отражение, как смотрят на старую фотографию, с любопытством разглядывая себя и с неодобрением – свою тогдашнюю одежду.

– В общем, они вернулись – Кейтлин и ее мать, – подытожила Надин. – Решили, поди, что теперь бояться нечего.

Челку она трогать не стала, и та закрывала мне лоб, щекоча кожу. Волосы у меня густые, но тонкие. Надин старалась придать стрижке форму, но пряди выскальзывали из-под ножниц и падали как попало.

Закончив, Надин развязала фартук и встряхнула его перед собой, как тореадор. Я протянул ей деньги, она выдвинула ящик стола и дала мне сдачу. Я покосился на себя в зеркало.