Луиза Фейн - Тайное дитя

– Нет, миссис Хэмилтон. Я не…

– Убирайтесь! – От гнева голос Элинор звучит ниже обычного. – Прочь из моего дома! Мейбл – чудесная, невинная, здоровая четырехлетняя девочка. Вам понятно? А дьявол – это вы, мисс О’Коннелл. Это вы больны и нуждаетесь в помощи. – Гнев Элинор вырывается наружу, как кипящая вода, расцепляя ледяную хватку страха. Мать, ребенку которой угрожают, может реагировать только так. – Никакого положенного срока вы отрабатывать не будете. Я больше не доверю вам свою дочь. Вы должны покинуть наш дом немедленно!

Элинор пытается встать. Она с головы до пят охвачена дрожью. Шоковое состояние вместе с отвратительными словами, вырвавшимися из нее, не лучшим образом могут сказаться на ребенке в ее чреве. Она должна защищать свою Личинку. Взять себя в руки. Успокоиться. Но ужас, гнев и замешательство не затихают. «Расспроси ее, – требует тихий внутренний голос. – Ты же знаешь, что она права! Расспроси во всех подробностях. Собери их воедино и обдумай, как быть дальше». Но вопросы не срываются с ее губ. Элинор продолжает молчать и тяжело дышать, глядя, как мисс О’Коннелл сжимается под напором ее гнева.

Каждая клетка в теле Элинор хочет бежать к Мейбл, подхватить на руки, крепко обнять и защитить. «Я всегда буду оберегать тебя от любых напастей, мое драгоценное сокровище». Элинор вспоминает, что шептала эти слова в ушко Мейбл, когда та родилась. Она качала крошечное тельце и ласково шептала. Нельзя было оставлять ее сокровище с этой женщиной. Нельзя было поддаваться уговорам Эдварда, считавшего, что их ребенку с первого дня нужна няня. Она сама могла бы прекрасно позаботиться о дочери. Им было бы так хорошо вдвоем.

– Как вам угодно, – говорит мисс О’Коннелл, одеревенело поворачиваясь к двери. – Только бесполезно прятать голову в песок и не замечать очевидного. Нет бóльших слепцов, чем те, кто не желает видеть, – язвительно добавляет няня и направляется к двери.

– С кем вы говорили об этом? – кричит ей вслед Элинор, в мозгу которой громоздятся ужасные мысли о возможном раскрытии тайны.

Если тайну можно сохранить, тогда, наверное, еще не все потеряно.

К этому времени по щекам Элинор текут горячие слезы. В горле стоит ком, не давая говорить.

Мисс О’Коннелл останавливается и поворачивается к ней:

– Не бойтесь, миссис Хэмилтон. Я не сказала ни одной душе. Свои мысли и подозрения я держу при себе. Вот так. Но, кроме меня, это видит вся домашняя прислуга. Я уж не говорю про окрестных жителей.

Элинор вздыхает. Из нее словно выпустили воздух. Она вдруг чувствует себя старой и усталой. Что бы ни было с Мейбл, можно ли это сохранить в тайне? Как она могла потерять самообладание? Элинор опускается на стул. Няня все равно уволится, но нельзя увольнять ее с такой поспешностью. И нельзя было кричать на мисс О’Коннелл. Теперь, чего доброго, та обозлится и расскажет газетчикам. Что тогда случится с Эдвардом? С Эдвардом, боже ты мой!

Она поднимает глаза на мисс О’Коннелл. Няня стоит, держась за дверную ручку. Вид у нее неуверенный и смущенный. Элинор видит подрагивающую руку няни, и ее сердце смягчается. Мисс О’Коннелл появилась в их доме вскоре после рождения Мейбл, и вплоть до сегодняшнего дня все было прекрасно. Воздух столовой наэлектризован. Мисс О’Коннелл ждет, когда Элинор заговорит.

– Простите, – наконец произносит Элинор. – Я погорячилась. Я не должна была так себя вести, но сказанное вами меня просто шокировало. Понимаете?

Рука няни соскальзывает с ручки.

– Понимаю, – отвечает она, и ее лицо обмякает, будто она сознаёт, что их короткая ссора закончилась обоюдным поражением. – Не волнуйтесь, миссис Хэмилтон. Я никому ничего не скажу. Я свое ремесло знаю. Я работала в разных семьях и никогда ничего не выносила за порог. Таково мое правило, и я его ни разу не нарушила. Можете мне верить.

Обе чувствуют неловкость создавшегося положения.

– Мисс О’Коннелл, я хочу исправить свою оплошность, – устало говорит Элинор. – Я ценю вашу… откровенность относительно Мейбл. Я заплачу вам за весь месяц и, естественно, дам превосходные рекомендации. – Элинор делает паузу. – Я также добавлю к этим деньгам премиальные в размере недельного жалованья, которые вы обычно получали на Рождество.

– Спасибо, миссис Хэмилтон, – склонив голову, произносит мисс О’Коннелл. – Премного благодарна. Сейчас соберусь и поеду к сестре в Шефердс-Буш. Поживу у нее, поищу новое место. А может, на время вернусь в Ирландию. Мамочка моя совсем старая стала. Хворает.