Элиф Шафак - Остров пропавших деревьев

Вглядевшись в лицо Дефне, он осторожно провел пальцами по нежной линии ее подбородка:

– Ты такая талантливая.

Они поцеловались, на сей раз долгим поцелуем, жадно потянувшись друг к другу, словно из боязни упасть. И все-таки в их движениях сквозила определенная робость, хотя с каждой лаской, с каждым любовным шепотом они становились нежнее. Ведь тело любимого – это земля без границ. Ты открываешь ее, но не сразу, а осторожно, шаг за шагом, сбиваясь с пути, теряя ориентацию, пробираясь по ее залитым солнцем долинам и холмистым полям – теплым и радушным, – и попадаешь в потайные уголки со скрытыми пещерами – невидимыми, неожиданными – и выбоинами, о которые можно споткнуться и пораниться.

Обвив Дефне обеими руками, Костас прижался щекой к ее голове. Дефне зарылась лицом ему в шею. Они оба хорошо знали, что даже в такой поздний час кто-нибудь может их увидеть и сообщить родителям. Остров, большой или маленький, всегда полон чужих глаз за каждым зарешеченным окном, за каждой трещиной в стене; они следят за тобой с помощью каждого парящего высоко в небе краснохвостого сыча, с его немигающим хищным взглядом.

Рука об руку, стараясь держаться в тени, влюбленные неторопливо прогуливались, им было некуда спешить. Дефне замерзла в тонкой блузке. Костас предложил ей свою куртку, девушка отказалась. А когда он предложил куртку снова, Дефне обиделась, что с ней обращаются как со слабым полом. Такая вот упрямая.

Ему было семнадцать, ей – восемнадцать.

Я лежу здесь, под землей, прислушиваясь к малейшим шорохам. Из-за отсутствия любых источников света – солнца или луны – мой суточный цикл сбился и нормальный сон нарушился. Думаю, это чем-то похоже на джетлаг. День и ночь смешались между собой, окутав меня непреходящим туманом. Я, конечно, приспособлюсь, однако это потребует времени.

Жизнь под поверхностью земли нельзя назвать ни простой, ни однообразной. В подземном мире, вопреки тому, что думает большинство людей, жизнь бьет ключом. Если сделать подкоп глубоко вниз, то можно с удивлением обнаружить, что почва приобретает самый неожиданный цвет. Ржаво-красный, персиковый, горчичный, желто-зеленый, насыщенный бирюзовый… Люди учат детей рисовать землю лишь одного цвета. Они представляют небо голубым, траву – зеленой, солнце – желтым, а землю – коричневой. Если бы они только знали, что у них под ногами лежит настоящая радуга!

Возьмите пригоршню земли, разотрите между ладонями, почувствуйте ее тепло, текстуру, тайну. В этом маленьком комке земли микроорганизмов больше, чем людей в мире. Почва, с ее бактериями, грибами, археями, водорослями, земляными червями, – не говоря уже о древних глиняных черепках, – которые превращают органику в питательные вещества, а мы, растения, потребляем их для своего роста и развития, является очень сложной, изобильной и щедрой субстанцией. Каждый дюйм почвы – это результат тяжелой работы. И чтобы произвести нужное количество питательных веществ, требуется бесчисленное множество червей и микроорганизмов, а также сотни лет беспрестанной работы. Хорошая суглинистая почва ценнее бриллиантов и рубинов, хотя я что-то не слышала, чтобы люди ее так высоко ценили.

Дерево имеет тысячу ушей, направленных во все стороны. Я способна слышать чавканье гусениц, проедающих дыры в моих листьях, жужжание пролетающих мимо пчел, стрекот крыльев жука. Способна распознать тихое журчание воды, растекающейся по моим ветвям. Растения могут улавливать вибрации; лепестки многих цветов имеют форму чаши, чтобы было удобнее захватывать звуковые волны, частота которых слишком высока для человеческого уха.

Распростертая здесь в разгар зимы я ищу убежище в древесных снах. Нет, это мне отнюдь не наскучило, однако я уже столько всего пропустила. Мне не хватает серебряного света звезд, сияния луны на фоне ночного неба – идеальной и слегка крапчатой, как яйцо дрозда, – пьянящего аромата кофе, каждое утро просачивающегося из дома… но в первую очередь Ады и Костаса.

А еще я скучаю по Кипру. Быть может, из-за холодного климата я вспоминаю свои солнечные дни. Я могла бы стать настоящим английским деревом, однако время от времени я не сразу понимаю, где нахожусь, на какой конкретно земле. И тогда на меня накатывают воспоминания, и если я напряженно вслушаюсь, то могу снова услышать пение луговых трупиал и воробьев, посвистывание славок и свиязи – короче, птиц Кипра, которые зовут меня, чирикая мое имя.