Соноко Матида - Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц

Воспоминания детства. На летних каникулах по утрам само собой разумеющимся было пойти на зарядку и принести с собой карточку участника. Я ходила туда, продирая заспанные глаза, и моя карточка была полна штампов. Тех, кто посетил все занятия, награждали копилкой в форме голубого кита – точно! У меня ее забрал Масаки! Он так рыдал, требуя такую же, что мама отобрала мою копилку и отдала ему. Но Масаки, при всей его жадности, очень быстро терял интерес к полученному, да к тому же неаккуратно обращался с вещами, так что через три дня копилка в форме кита разбилась вдребезги. Я невольно вспомнила, с какой грустью смотрела на голубые осколки, которые сунули в мусорное ведро. А ведь я так старалась, чтобы получить этого кита.

Синаги протянул мне карточку.

– Это вам, держите.

– Ой, спасибо. А на зарядку все местные дети приходят? – принимая карточку от председателя, спросила я. Он, фыркнув, засмеялся.

– Конечно. Как только наступают летние каникулы, детишки приходят сюда. Мы каждый год зарядку проводим, нас и по телевизору показывали – мол, вот место, где дети и старики поддерживают друг друга. Я даже давал интервью! Меня хвалили – сказали, что хорошо держался перед камерой.

Я неопределенно улыбнулась в ответ. Зачем он вдруг распинается передо мной? И вообще, меня больше волнует тот мальчик. Я очень хотела подробнее расспросить старика, но это могло показаться ему подозрительным. Пока я раздумывала, как спросить его, он опередил меня:

– А вы, Мисима, кажется, нигде не работаете?

– Откуда вы знаете?

Может, он из тех, кто толчется в «Кондо-марте»? Может, тамошние завсегдатаи тоже входят в «Клуб старичков»? Так или иначе, здешняя старичковая сеть явно прочнее и мельче рыболовной, и раскинута гораздо шире. Натянуто улыбаясь, я представила себе старичков, совместными усилиями вытягивающих ее. А я, значит, запутавшаяся в этих сетях селедка иваси?

– Не знаю уж, какая у вас причина, но вы должны как можно скорее найти себе работу. Для воспитания детей плохо, если вокруг бесцельно болтаются безработные. Вам, как взрослому человеку, должно быть стыдно.

Синаги говорил весело и бодро. Однако смысл слов был совершенно такой же, что и у той бабки, и я почувствовала, как мое лицо напряглось. Тоже мне, хороший человек. Просто мерзкий старикашка.

– Мне кажется, что вынюхивать обстоятельства жизни других людей тоже нехорошо для воспитания детей. В общем, простите, что побеспокоила.

Не стоит с такими связываться. Я делано улыбнулась и ушла оттуда. А карточку швырнула в урну, которая стояла у входа на площадь.

Вечером того же дня неожиданно зазвонил звонок в прихожей. Я всполошилась – а вдруг это мальчик? – и выскочила, но там стоял Муранака с полиэтиленовым пакетом в руках. Наверное, у него был выходной – он пришел в футболке и в чиносах [9] Чиносы – легкие повседневные хлопковые мужские брюки. .

– А, это ты, Муранака? – разочарованно вздохнула я, и мужчина поник:

– Злая ты. Обязательно было делать такой вид, будто увидела что-то противное?

– Да ладно, вовсе ты мне не противен. Ты что хотел? Деньги за работу я вам уже перевела.

Я настороженно смотрела на Муранаку, который вел себя раскованнее, чем раньше, но он продемонстрировал мне туго набитый пакет из супермаркета.

– Вот, хотел тебе отдать, если ты не против.

Пакет был полон мороженым. Самым разным: там были арбузный сладкий лед, ванильное мороженое в вафельной оболочке, шоколадное и еще куча других. Я удивленно уставилась на Муранаку, и он ответил:

– Просто хотел проверить, как ты тут, и еще нашел кое-что в старом альбоме покойного дедушки.

И он сунул мне в руки несколько выцветших фотографий. На них была моя тоже уже покойная бабушка. Наверное, это фотографии с занятия по игре на сямисэне. Бабушка – с красиво уложенными волосами, в кимоно – улыбалась, а вокруг нее сидели на коленях, как положено, несколько мужчин. На другой фотографии был какой-то летний праздник. Среди весело танцующих вокруг старинной башни людей в юкатах [10] Юката – однослойные легкие летние или домашние кимоно. была запечатлена улыбающаяся бабушка.

У меня после нее ничего не осталось. Когда она умерла, мать выкинула все ее вещи. Ценности – тканное вручную дорогое кимоно осима-цумуги, кольцо с аметистом – все еще должны были лежать у матери в шкафу, но все остальное – повседневные вещи, альбомы – она выбросила без остатка. Поэтому я решила считать своим наследством этот заброшенный дом, на который не нашлось покупателя. Я вспомнила, что уже кое-что рассказывала об этом Муранаке, когда он помогал мне переставлять мебель.