Адам Сильвера - Скорее счастлив, чем нет

Она сказала «люблю». Конечно, не про меня, но про то, что мы делаем вместе. Я капельку впадаю в панику. Вроде бы и не с чего – не сказала же она, что любит меня, – но я все равно от неожиданности чуть не опрокинул чашку.

– Ты со мной счастлива? – вдруг спрашиваю я. Наверно, краской надышался.

Женевьев перестает натирать пальцами горлышко вазы и поднимает взгляд. Потом протягивает мне перепачканную всеми цветами руку. Я тянусь взять ее в свою, Женевьев пихает меня кулаком в плечо – остается пестрый отпечаток кулака.

– Даже не притворяйся, что не знаешь ответа. – Она окунает палец в желтую краску, и на моей темно-синей футболке появляется смайлик. – Хватит напрашиваться на комплименты, длинный ты тупой придурок.

Наверно, Женевьев думает, что мы наконец-то пойдем ко мне. Я никогда ее туда не водил, наша квартира, ну, не приспособлена для девушек. Там всегда бардак и пахнет промокшими носками. Вот и сегодня мы проходим мимо, к дому Томаса, и едем в лифте на самую крышу.

Солнце уже ушло поспать, и небом рулит луна. На крыше разложен придавленный шлакоблоками плед. Томас постарался; для меня это такой же сюрприз, как и для Жен.

– Ты, наверно, хочешь спросить, зачем мы сюда приперлись?

– Да я всегда подозревала, что ты ненормальный, – отвечает Женевьев, сжимая мою руку, как будто висит на краю крыши. Поднимает голову: где-то в далеком небе притулилась парочка звезд, но у меня есть для нее кое-что покруче.

Мы садимся на плед, я включаю проектор, потом магнитофон.

– Короче, сначала я хотел сводить тебя в планетарий, но загнался по всякой фигне – ты меня побьешь, если расскажу… Ну и решил: если я не могу привести тебя к звездам, я принесу их тебе.

Жужжит, включаясь, проектор, и свет заливает трубу. Женский голос зловеще произносит:

– Добро пожаловать в наблюдаемую вселенную.

Томас скачал нам из интернета передачу про звезды, даже звук на плеер записал!

Женевьев моргает, потом еще и еще раз. В уголках ее глаз блестят слезы. Вообще плохо радоваться, когда твоя девушка плачет, но эти слезы значат «Аарон хоть что-то сделал как надо», а следовательно, все нормально.

– Ну все, мой день рождения полностью в твоих руках, – шепчет Женевьев. – Плед, роспись по вазе, теперь женщина с божьим гласом…

– У бога мужской голос, но попытка засчитана.

Женевьев пихает меня в плечо. Я в ответ прижимаю ее к себе, мы ложимся на крышу и готовимся путешествовать по вселенной. Странноватое ощущение, когда тебя затягивает в водоворот звезд – и те же самые звезды, только настоящие, у тебя над головой. На экране вокруг планет вращаются искусственные спутники. Я щелкаю языком на каждую звезду, как будто задуваю свечи.

Женевьев снова пихает меня и шикает. Да я бы и сам уже заткнулся: теперь планеты уплыли вдаль, а перед нами предстали созвездия: Близнецы (Женевьев восторженно визжит), Рыбы, Овен (он же баран) и прочие знаки зодиака.

Вскоре пропадают и созвездия. Когда надпись на экране сообщает, что до Земли один световой год, вдруг включаются радиопомехи, становятся громче, громче… и вот перед нами уже Млечный Путь за сто тысяч световых лет. Мы как будто в видеоигре.

Мы отлетаем от Земли на сто миллионов световых лет, в другие галактики: в темном космосе горят зеленые, красные, синие, лиловые огоньки, будто капли краски на черном фартуке. Вжух! – и мы оказываемся на расстоянии пяти миллиардов световых лет, как нас только не укачало? Тут парит какая-то мерцающая бабочка… Оказывается, так выглядела Вселенная сразу после Большого взрыва, – офигеть, как красиво.

Потом все начинает уплывать, мимо нас текут время и пространство, разрушая свой дар нам и мой подарок Женевьев, и наконец нас выбрасывает из космоса. Я вернулся оттуда совершенно иным. Или, может, остался прежним, зато понял, сколько всего есть у меня на Земле – в моем доме. Ведь, будем честны, в космос почти никто из моих знакомых не выберется.

Я смотрю на Женевьев – девушку, которую унес к звездам, которая вытащит меня из любой черной дыры, – беру ее за руку:

– Я, это… Я типа, ну, как бы, ну… Короче, я тебя люблю!

Сердце стучит как бешеное. Ну я тупой! Я не достоин Женевьев, никто во Вселенной ее не достоин! Что она скажет? Посмеется надо мной? Она улыбается, и все мои сомнения сдувает… Но вот ее улыбка на мгновение меркнет. Я упустил бы это мгновение, если бы моргнул или зажмурился от радости.