Я в этом не разбираюсь. Как неумеющий плавать, которого бросили в воду. Я боюсь.
Нет.
Страх – не то слово. Это нечто другое.
Я не люблю чувства, над которыми не имею власти.
Я вообще не люблю чувства. Стоит их допустить, как теряешь контроль. Уже не можешь мыслить логически. Уже не действуешь последовательно.
Чувства – это нечто для слабаков. Сильные люди действуют рассудочно.
Я всегда действовал рассудочно.
Я не хочу этого.
Но наслаждаюсь этим. Должен признаться: я наслаждаюсь.
Счастье – это наркотик. Опиум для народа.
Я же всегда был непьющим. Всю мою жизнь.
Когда мать открывала сказки братьев Гримм, чтобы почитать мне вслух, она часто выбирала историю про Ганса в счастье. В начале он получает тяжёлый слиток золота за многолетний труд, а в конце идёт налегке.
Дочитывая сказку до конца, она всякий раз спрашивала: «Ну, как ты думаешь? Что его мать сказала, когда он вернулся домой с пустыми руками?»
Я знаю, что она ему сказала.
«Ты недотёпа, – сказала она. – Счастье затуманило тебе голову». И потом поколотила его.
Я рано усвоил урок Ганса в счастье: если потянешь за верёвочку и вытянешь орден, не надо ликовать. А то отнимут. Только тот, кто не радуется, никогда не будет разочарован. Только тот, кто не подвержен счастью, неуязвим перед несчастьем.
А я теперь не застрахован от несчастья. Ну и пусть.
295
Я его люблю.
Когда эта мысль впервые шевельнулась во мне, она мне показалась смешной. Влюблённые – это люди, которые идут по жизни вслепую и разбивают нос в кровь.
Я бы следовал за Феликсом повсюду. С закрытыми глазами, если бы он потребовал.
Но он не требует от меня ничего, и я ничего от него не требую. Нам довольно того, что есть другой. Если это не любовь, то что?
Не знаю.
Знаю.
Надо быть Моцартом слов, чтобы суметь это описать.
Я вовсе не хочу это описывать. Я хочу только испытывать это.
Для меня это так ново.
Любовь.
Мой отец был мне отцом, но он был мне в сто раз менее близок, чем Феликс. Про моего отца я знал, как он функционирует. Про Феликса я знаю, какой он.
Мне всё в нём знакомо. Естественно. Верно.
Мне пришлось целых двенадцать лет выдержать у людей, которые ничего для меня не значили. С Хелене и Арно я никогда не говорил о том, что имело хоть какое-то значение. Я уже с трудом вспоминаю их лица. Я провёл у них в плену двенадцать лет. Но оно того стоило. Зато я теперь смог познакомиться с Феликсом.
Познакомиться? Я знал его с первой секунды, настолько мы похожи. Мы не знаем друг о друге только второстепенные мелочи. Случайные события. Но и это мы наверстаем.
Когда мы разговариваем, это похоже на разговор с самим собой.
Иногда после долгого молчания мы начинаем говорить в одну и ту же секунду. И сказать хотим одно и то же. И тогда мы смеёмся и снова молчим. Как это хорошо – молчать с ним.
Как хорошо с ним.
Любовь. Я и не знал, что это может быть в семье.
Судьба ли это, что мы наконец нашли друг друга – я и внук? Я никогда не верил, что так бывает.
Он точно так же понравился бы мне, если бы мы встретились случайно.
Он – это я, а я – это он.
И это любовь?
Да.
Это любовь.
Я проснулся на софе. Должно быть, заснул здесь. Мне хорошо.
Странно, что это первая мысль, которая шевельнулась в моей голове по пробуждении. Я улыбаюсь этой мысли.
Мне хорошо.
Один единственный раз я так проснулся. Тогда в больнице, после операции, с отрезанной левой кистью, вот тогда я улыбался, очнувшись от наркоза. Естественно, я чувствовал пульсирующую боль на том месте, по которому прошёлся нож. Пила. Но та огромная боль, которая мучила меня перед этим годы, та боль, которая уже стала частью меня, теперь исчезла. Я от неё освободился.
Освободился. Вот также и сейчас я чувствую себя.
Мне хорошо, потому что я от чего-то избавился.
Разве можно чувствовать то, чего больше нет? Чувствовать груз после того, как сбросил его?
Я помню одного повара, которого к нам привели. Не помню, почему. Он был жирный, что в те времена встречалось редко, и мы его для начала пару недель морили голодом. Его случай был не к спеху. Когда от него остались только кожа да кости – мог ли он вспомнить о своём исчезнувшем весе? Разве он его чувствовал?
С меня что-то спало, и я наслаждаюсь избавлением. Я только не знаю, что это было. Пожалуй, что-то из сна. Иногда просыпаешься, невзначай прихватив с собой чувства, испытанные во сне. Как, бывает, наступишь в собачье дерьмо, а потом не знаешь, откуда идёт вонь.
Читать дальше