Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Конец света наступит в четверг

Если это не любовь, то очень на нее похоже.

Под дверью я нашел записку от матери.

Сынок,

твой папа вернулся! Я обнаружила его перед домом. Думаю, он выпил на радостях, что этот кошмар наконец закончился, ну и перебрал немного, само собой. Он ничего не помнит, но я наконец-то успокоилась… Если ты не против, мы немного поспим, чтобы оправиться от волнений. А потом сделаем ему сюрприз с твоим преображением: он будет потрясен результатом этой чудодейственной диеты!

Судя по письму, она тоже вернулась навеселе. Неважно. Зато в ней проснулось что-то человеческое. Сейчас семь утра. Я спускаюсь на цыпочках вниз, чтобы разведать обстановку.

С удивлением обнаруживаю в спальне отца, который лежит поперек кровати и посапывает во сне, как младенец. А вот мать устроилась на диване в столовой. Свернувшись калачиком под пледом и обхватив себя руками, она всхлипывает в полудреме. Мне становится неловко, но, с другой стороны, утешает, что взрослые тоже мучаются из-за любви.

Я надеваю куртку и тихонько выхожу на улицу. Вот промелькнули раздолбанные тачки. Это те самые сволочи из других пригородов, которые, проезжая мимо, подбрасывают нам свои пакеты с неразобранными отходами, чтобы самим не париться с сортировкой.

Я огораживаю шинами разбросанный мусор и заглядываю в сад соседа. Спрятавшись под зонт, он набивает гнилыми листьями салата раструб топливного бака, чтобы завести свою жалкую «Мусорку», которую купил, глядя на моего отца. Наверное, думал, что, если он, вечный безработный, будет ездить на такой же машине, как преподаватель коллежа, это принесет ему удачу. Я здороваюсь и вежливо спрашиваю, не попадался ли ему здесь подарочный пакет. Он тычет пальцем в сторону бывшей собачьей конуры, в которой теперь хранится компост. С его разрешения я иду через огород, загубленный кислотными дождями, собираясь забрать куски своего медведя и заранее приготовившись к потоку заслуженной брани.

Пакет пуст, а на картонной поверхности нацарапано, видимо, сучком, который обмакнули в грязь:

Я у Бренды.

С тяжелым вздохом я перехожу улицу и звоню в дверь бывшей женщины моей мечты. Дверь сразу открывается. Бренда с облегчением прижимает меня к себе, тут же отстраняет и награждает оплеухой.

– Спасибо за то, что держал в курсе! И за то, что мне пришлось вынести сегодня ночью ради твоего освобождения, когда ты был уже дома!

– Мне правда жаль.

– Не тебе одному!

Она подталкивает меня к профессору Пиктону, который болтается на вешалке, прицепленной к оконной ручке. Стараясь выдержать взгляд пластмассовых пуговиц, я спрашиваю:

– Ты в порядке?

Он отвечает:

– Я сохну.

Бренда всё так же холодно говорит, что починила его. Действительно, лапа и ухо теперь более или менее на своих местах. Только в левом плече не хватает набивки. Спрашиваю у Бренды, как он попал в квартиру.

– Он меня позвал.

– Позвал?

– Мой звонок расположен слишком высоко для него. А стучать в дверь плюшевой лапой – сам понимаешь, можно не бояться перебудить весь квартал.

Я недоверчиво повторяю:

– Он тебя позвал… и ты услышала?

– Да, услышала, – раздраженно отвечает она.

– Впервые! Как это получилось?

Медведь отвечает вместо нее:

– Она волновалась за меня…

Я смотрю, как Бренда достает из шкафа вечернее платье, черный шарф, костюм Флегматика и аккуратно укладывает в чемодан. Поколебавшись, спрашиваю, куда она собирается.

– Мы едем на конгресс в Зюйдвиль, – отвечает медведь. – Ты останешься дома. У тебя другие дела, да и для нас присутствие ребенка станет обузой.

Оторопев, перевожу взгляд с одного на другого. Бренда защелкивает чемодан. Что на них нашло? Что я им сделал? Пнул разок пакет и не прочитал эсэмэски. Но ведь у меня есть смягчающие обстоятельства! Нет, они явно что-то скрывают.

– Машина подъехала, – сообщает Пиктон, глядя на улицу поверх вешалки.

Бренда отцепляет его, досушивает феном и благодарит меня за бесплатное такси – «единственную полезную вещь, которую дало наше знакомство». Перекрикивая работающий фен, я требую объяснений. Она жестом указывает на картину, стоящую на мольберте. Я подхожу и застываю как вкопанный. В ночь с понедельника на вторник Бренда нарисовала раскидистый дуб и Айрис Вигор, падающую с самой высокой ветки. Но сейчас девочки на картине нет, будто ее поглотил пигментный краситель. На этом месте остался только крошечный квадрат холста, натянутого на раму.